Илиада

Бьется, прекрасная прежде; а ныне врагам Олимпиец

Дал опозорить ее на родимой земле илионской!

405 Вся голова почернела под перстию. Мать увидала,

Рвет седые власы, дорогое с себя покрывало

Мечет далеко и горестный вопль подымает о сыне.

Горько рыдал и отец престарелый; кругом же граждане

Подняли плач; раздавалися вопли по целому граду.

410 Было подобно, как будто, от края до края, высокий

Весь Илион от своих оснований в огне рассыпался!

Мужи держали с трудом исступленного горестью старца,

Рвавшегось в поле вратами Дарданскими выйти из града.

Он умолял их, тоскующий, он расстилался по праху,

415 Он говорил, называя по имени каждого мужа:

«Други, пустите меня одного, не заботясь, пустите

Выйти из града! Один я пойду к кораблям мирмидонским;

Буду молить я губителя, мрачного сердцем злодея.

Может быть, лета почтит он, над старостью, может быть, дряхлой

420 Сжалится: он человек, отца он такого ж имеет,

Старца Пелея, который его породил и взлелеял

К горю троян и стократ к жесточайшему горю Приама!

Сколько сынов у меня он похитил во цвете их жизни!

Но обо всех сокрушаюсь я менее, чем об едином!

425 Горесть о нем неутешная скоро сведет меня к гробу,

Горесть о Гекторе! О, хоть на сих бы руках он скончался!

Мы бы хоть душу насытили плачем над ним и рыданьем,

Я, безотрадный отец, и его злополучная матерь!»

Так говорил он, рыдая; и с старцем стенали трояне.

430 Но меж троянок Гекуба плачевнейший вопль подымает:

«Сын мой, мне, злополучной, почто еще жить для страданий,

Все потерявшей с тобою! Моею и дни ты и ночи

Славою был в Илионе, всеобщей надеждою в царстве

Жен и мужей илионских! Тебя, как хранителя бога,

435 Всюду встречали они; величайшею был ты их славой

В жизни своей и тебя, нам бесценного, смерть обымает!»

Плакала мать. Но еще ничего не слыхала супруга

В доме об Гекторе; вестник еще не являлся к ней верный

Весть объявить, что супруг за вратами в поле остался.

440 Ткала одежду она в отдаленнейшем тереме дома,

Яркую ткань, и цветные по ней рассыпала узоры.

Прежде ж дала повеленье прислужницам пышноволосым

Огнь развести под великим треногом, да будет готова

Гектору теплая ванна, как с боя он в дом возвратится.

445 Бедная! дум не имела, что Гектор далеко от дома

Пал под рукой Ахиллеса, смирен светлоокой Афиной.

Вдруг Андромаха услышала крики и вопли на башне,

Вздрогнула вся и челнок из руки на помост уронила;

Встала и к двум говорила прислужницам пышноволосым:

450 «Встаньте, идите за мной; посмотрю я, что совершилось?

Слышу почтенной свекрови я крик: подымается сердце,

Бьется, как вырваться хочет; колена мои цепенеют!

Близкая, верно, беда Дарданида сынам угрожает?..

О! удалися от слуха подобная весть! Но от страха

455 Я трепещу… Не бесстрашного ль Гектора богу подобный

В поле, отрезав от стен, Ахиллес одинокого гонит?

Боги! уже не смиряет ли храбрость его роковую,

Коей он дышит? В толпе никогда не останется Гектор:

Первый вперед полетит, никому не уступит в геройстве!»

460 Так произнесши, из терема бросилась, будто менада,

С сильно трепещущим сердцем, и обе прислужницы следом;

Быстро на башню взошла и, сквозь сонм пролетевши народный,

Стала, со стен оглянулась кругом и его увидала

Тело, влачимое в прахе: безжалостно бурные кони

465 Полем его волокли к кораблям быстролетным ахеян.

Темная ночь Андромахины ясные очи покрыла;

Навзничь упала она и, казалося, дух испустила.

Спала с нее и далеко рассыпалась пышная повязь,

Ленты, прозрачная сеть и прекрасноплетеные тесмы;

470 Спал и покров, блистательный дар золотой Афродиты,

Данный в день оный царевне, как Гектор ее меднолатный

Из дому взял Этиона, отдавши несметное вено.

Вкруг Андромахи невестки ее и золовки, толпяся,

Бледную долго держали, казалось, убитую скорбью.

475 В чувство пришедши она и дыхание в персях собравши,

Горько навзрыд зарыдала и так среди жен говорила:

«Гектор, о горе мне, бедной! Мы с одинакою долей

Оба родилися: ты в Илионе, в Приамовом доме,

Я, злополучная, в Фивах, при скатах лесистого Плака,

480 В доме царя Этиона; меня возрастил он от детства,

Смертный несчастный несчастную. О, для чего я родилась!

Ты, о супруг мой, в Аидовы домы, в подземные бездны

Сходишь навек и меня к неутешной тоске покидаешь

В доме вдовою; а сын, злополучными нами рожденный,

485 Бедный и сирый младенец! Увы, ни ему ты не будешь

В жизни отрадою, Гектор, — ты пал! — ни тебе он не будет!

Ежели он и спасется в погибельной брани ахейской,

Труд беспрерывный его, бесконечное горе в грядущем

Ждут беспокровного: чуждый захватит сиротские нивы.

490 С днем сиротства сирота и товарищей детства теряет;

Бродит один с головою пониклой, с заплаканным взором.

В нужде приходит ли он к отцовым друзьям и, просящий,

То одного, то другого смиренно касается ризы, —

Сжалясь, иной сиротливому чару едва наклоняет,

495 Только уста омочает и неба в устах не омочит.

Чаще ж его от трапезы счастливец семейственный гонит,

И толкая рукой, и обидной преследуя речью:

— Прочь ты исчезни! не твой здесь отец пирует с друзьями! —

Плачущий к матери, к бедной вдовице дитя возвратится,

500 Астианакс мой, который всегда у отца на коленах