Икс

– Вот именно, – сказал Шелестов радостно. – Именно что оно неглупо! Но тогда почему же, вот скажите, от нас требуют в конкретный срок выдать книгу, и чтобы она была шедевр? Хоть бы в нынешнем году: с меня спрашивали четвертый том к Первомаю! Да я, может, только к первому сентября додумаюсь, как мне его так завершить, чтобы три первых не пропали!

– Это да, резонно, – заметил доктор. – Книга, конечно, не корабль, чтобы к празднику спускать со стапелей. Вы сколько уже ее пишете?

– Да шестой год бьюсь, – честно признался Шелестов. – Я, знаете, наблюдаю: срок удваивается. Я первую делал месяцев восемь, вторую полтора, третью три. На четвертую шесть и выйдет. Требуешь, знаете, с себя, и, потом, ответственность…

Дехтерев согласился, что с годами писатель тратит все больше времени на шлифовку, хотя, казалось бы, должен приходить опыт.

– Но есть и естественный процесс, – добавил Дехтерев мягко, – иссякание энергии, попросту меньше сил… Выдумка не ослабевает, но развитие начального импульса требует огромной работы, а кора уже не та, и есть уже неизбежные, как зрелость, склеротические явления. Я бы сказал, что само творчество не страдает, по-прежнему легко проектировать и фантазировать, но осуществление требует уже значительной решимости. Нет стимула, нет того молодого тщеславия, когда только крикнуть бы о себе любой ценой… Словом, как в архитектуре: все легче начертить проект – есть знания, навык, – но тесать камни уже трудно.

– Да и не это, – отмахнулся Шелестов, взглядом спрашивая, налить ли, и натыкаясь на вежливый отказ гостя. – А просто, понимаете, с героями этими я десять лет прожил. Ну и не могу я уже решить за них, чего они хотят. Сами они мне подсказывают. А я что же? Нагнуть и заставить? Нет, я подожду, покуда созреют…

– И потом, – сказал Дехтерев, – сейчас и момент довольно переломный. Я не то что думаю, будто вы зависите от момента, а просто, когда зависло все так, очень трудны бывают художественные решения.

– И куда завернет, вы думаете? – быстро спросил Шелестов.

– Я думаю, никуда не завернет, – уверенно ответил Дехтерев. – Так и пойдет.

В кабинете Шелестова хозяин закурил «Казбек», а гость любезно рассматривал и похваливал библиотеку.

– Ну так что же, Всеволод Дмитрич, – сказал Шелестов, не желая тянуть. – Слухаю ваш срочный разговор, дюже любопытно.

«Ох, не торопился бы ты», – подумал Дехтерев, но после почти десятилетних наблюдений сомнений у него не было. Да и роман Шелестову вполголовы не кончить, ясно же. А роман хорош, жалко будет, если…

– Для начала ответьте мне на один вопрос, Кирилл Александрович. Вы в самом деле чувствуете некие трудности с вашей книгой в последнее время?

– Писать, оно, знаете, никогда не легко, – удивительно спокойно отвечал Шелестов. Ни тени раздражения, ни малейшей настороженности. – Торопятся пусть кто помоложе.

– Я хочу вам сказать нечто существенное, – решился Дехтерев. Нечто важное о вас. Но сначала подумайте, действительно ли вы хотите это узнать.

«Родители», – понял Шелестов. Вот оно. Но вслух сказал:

– У меня, Всеволод Дмитрич, есть в четвертом томе, еще вы не читали, один казак, так он все носится с супризом. Вбегает: «Суприз!» А никакого суприза нет. Его так и кличут Супризом, не в обиду вам, конечно.