Икс

Однажды в трамвае увидел он человека, которого должен был назавтра перевести с одного конца города на другой, прячась от патрулей, отсиживаясь под мостами – черт-те сколько мостов было в Капоэре! – но сейчас этот человек был в Ленинграде и подозрительно на него смотрел, словно напоминая: ты должен меня перевести! Логинов вышел вслед за ним и долго шел следом, не решаясь подойти.

– Вам что, собственно? – спросил человек неприятно. Он был лысый, густобровый, но сравнительно молодой, вероятно, кавказец.

– Мы с вами виделись, – тихо, как и подобает связному, сказал Логинов. – Мы в Капоэре с вами виделись, помните?

– КПР? – переспросил человек. – Какой КПР?

– Я вас перевожу завтра, – напомнил Логинов. – Завтра утром, если только вовремя там окажусь.

– Слушайте, – явно уже с кавказским акцентом произнес незнакомец. – Если вы пианы, так и не приставайте к людям, так?

Капоэрцы тут ничего не помнили, и Логинов не знал, как их разбудить.

А однажды, в апреле, к нему вдруг пришел Фрязин, человек, много для него значивший когда-то.

– Я умоляю вас, – сказал шепотом Фрязин. Слушать его было страшно. Он был явно безумен и все боялся, что их подслушивают. – Я умоляю вас, простите меня. Выпейте, вот, я принес.

Он вынул из кармана пузырек с микстурой.

– Вы помните, тогда, – шептал Фрязин. – Вы тогда выпили у меня микстуры, ошибкой. Дочка вам дала. Она уже наказана, муж бросил, нет ей ни в чем счастья. Но я знаю теперь микстуру обратного действия. Я вывел. Я еле вас нашел, после больницы не дают адрес, а вы с прежней квартиры съехали.

– Мне там не по карману теперь, – объяснил Логинов.

– Ну хорошо, вы поправитесь, вам теперь все будет по карману. Я вам клянусь. Выпейте, вы будете здоровы. Вы не знаете, в каком аду я живу. У меня там это второе, вот это второе полушарие, этот второй мир… вы представить себе не можете. Начиналось очень хорошо, а сейчас все время пытки. Я там разбогател, потом разорился. Больше не могу, знаю, что выпью. Гори оно все огнем.

– А в каком же состоянии мне его выпить? – хитро спросил Логинов. – В состоянии Капоэра или здесь?

– Какого Капоэра? – не понял Фрязин.

– Это я там, – пояснил Логинов дружелюбно.

– Ну так в каком захотите! В каком вам хорошо, в том и пейте! Держите ампулу во рту, а когда захотите, раскусите! Я сделаю вам ампулу, дам, это нетрудно.

– Нет уж, – насмешливо сказал Логинов. – Я знаю теперь, что жизнь только в одном мире не достойна человека. Кто не живет в двух мирах, тот – тупица, и надо бы вам вашу микстуру – ту, первую, – влить в ленинградский водопровод.

– Ах, вы ничего не знаете! – крикнул Фрязин. – Жить в двух мирах – это значит не жить ни в одном, про Джекила и Хайда все было верно, он не угадал только самого главного. Это не добро и зло, вообще другое разделение. Я не понимаю, кто я здесь и там. Я знаю только, что, пока я здесь, там мое тело без меня совершает идиотские и часто ужасные вещи…

– Но я не готов выбирать, – сказал Логинов. – Я не готов оставить здесь или там половину своей головы. В ком нет двоих, в том нет ни одного полного вот бы я как вас поправил…

– Не понимает, никто не понимает! – прошептал Фрязин и убежал. А Логинов уставился в апрельское окно, где медлительно обозначалась первая звезда, и словно в благодарность за верность Капоэру было ему почти сразу счастливейшее видение. Он сидел в степи, обрывавшейся вдруг в море, над ним парила огромная, смутных очертаний птица, а рядом лежала девочка-дикарка из степного племени, маленькая, лет пятнадцати, с шершавыми ладонями и пыльными смуглыми ногами. Она любила его, а назавтра, понял он, забудет, и это так хорошо, когда ничто не окончательно. Степь вся переливалась жесткой, сухой травой, меняющей цвет под ветром – с голубого на белесый.

– Э, я понял, кажется, – сказал он вдруг, чтобы не спрашивать девочку, как ее зовут, а то еще обидится. На ней было короткое черное платье, но он чувствовал, что полчаса назад на ней не было никакого платья, и были они с ней друг другом довольны.

– Что понял? – спросила она без всякой сонливости – жители степей от любви не уставали.

– Понял, почему я в Капоэре так живу. Вокруг меня с детства все только кончается. А здесь ничего не кончается, все без конца, без начала. Какое счастье.

Вряд ли она поняла, но не переспросила.

– А зачем, чтобы кончалось? – спросила она через минуту. – Надо, чтобы обрывалось. Пришел-ушел. Не прощаться, ничего. Я вот нигде не дома, и хорошо.

– Ну, вы другие. У вас степи.

Ему почему-то никуда не надо было торопиться. Накануне он должен был переводить странного парня с огромной гитарой за плечами и, видимо, перевел. Птица снизилась, покружила, наблюдая, и снова ушла вверх. Она была как чайка, но лучше.

– А что степи? Кто тебе в городе так жить мешает?

«А и правда, – подумал он. – Сколько ответственности я себе придумал, сколько обязанностей, никому не нужных и мне самому смешных. Жили бы все как эти степные. Но зачем, собственно, я у них оказался?»

Она словно услышала его мысли.