Через весь корпус Нового Завета – от Нагорной проповеди до Послания к Евреям – прослеживается одна и та же мысль: Иисус – это новый Моисей, Который пришел, чтобы обновить завет, заключенный Богом с народом израильским. Он – Тот, о Ком Бог говорил Моисею, Кого предсказывали пророки, на Кого указывал Иоанн Креститель. На Нем сфокусированы ожидания и чаяния, пронизывающие всю ветхозаветную историю; в Нем реализуется то, ради чего эта история творилась руками Божиими и человеческими. Его второе пришествие станет завершением земной истории всего человечества и началом
Настоящей главой мы завершили рассмотрение Нагорной проповеди. Но все еще открытыми остаются вопросы: представленная в ней этика является идеалом или нормой? чем объясняется максимализм Евангелия? может ли этика Нагорной проповеди быть возведена в закон, стать руководством к действию?
Свой вариант ответа на эти вопросы дает Н. Бердяев в книге «О назначении человека». Отдельная глава этой книги посвящена этике Евангелия. По словам философа, «Евангелие производит полный переворот в нравственных оценках… Мораль Царства Божьего оказывается непохожей на мораль мира падшего. Евангельская этика, этика искупления, во всем противоположна миру». Евангелию, считает Бердяев, «свойствен абсолютизм и максимализм, но это максимализм особого рода. Ложь моралистического максимализма в том, что он требует максимализма от другого, максимализма в исполнении закона и нормы. Поэтому он беспощаден к людям и всех осуждает». Благодатный максимализм Евангелия, напротив, «лишь открывает Царство Божие и путь к нему, но не дает правил и норм. Максимализм прежде всего применяется к себе, а не к другим.
Строгость к себе и снисходительность к ближнему – вот истинно христианское, евангельское отношение к жизни»[466].
Христианство, утверждает далее философ, противостоит законническому разделению людей на добрых и злых:
Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. До этого этика закона, этика, не знающая искупления и благодати, думала, что солнце восходит только над добрыми и дождь посылается только на праведных. Но вот Евангелие уравнивает перед Богом добрых и злых, праведных и неправедных. Добрые и праведные не могут больше гордиться своей добротой и праведностью. Прежние законнические оценки доброго и злого не имеют силы.
Главным аргументом против Евангелия, продолжает Бердяев, является «его неосуществимость, его противоположность самим законам жизни». Ключом к пониманию «абсолютности и надмирной максимальности возвещенной Евангелием правды жизни» является учение о Царстве Божием, представляющее собой «не только сущность Евангелия, но и всего христианства».