Иисус и победа Бога

Моя гипотеза сводит эти три линии в одно целое. Иисус, в соответствии с внутренней логикой своих деятельности, рассказа и символов, рассказывал на новый лад о страданиях и плене народа ГОСПОДА и претворял этот новый рассказ в своей жизни, считая себя призванным (подобно Иезекиилю) символически пережить судьбу, возвещенную им (в символе и слове) для всего Иерусалима[2112].

Иначе говоря, Иисус верил, что наступила кульминация израильской истории. Более того, кульминация израильского плена. Как мы показали в главе 11, Иисус считал, что он берет на себя судьбу Израиля. Он — Мессия, который возьмет эту судьбу на себя и приведет ее к исполнению. Как пророк, — подобно Илие, Иеремии и Иезекиилю, — он торжественно возвестил суд на Израиль, Иерусалим и Храм. Пророки приходили, но их не слушали. Иисус приходит как последний в их ряду, и его собираются убить.

С точки зрения Иисуса, Бог на это отвечает не злом и не капризом. Пророки и Мессия пытались втолковать Израилю, что существует путь мира, путь спасения. Они предлагали надежду. Пророки предупреждали Израиль о последствиях компромисса с языческими культами, а Иисус — о последствиях компромисса с языческой политикой. По мнению Маккавеев, не лучше язычников — евреи, идущие на компромисс с Антиохом Епифаном. По мнению Иисуса, не лучше язычников — евреи, подражающие кесарю в «поигрывании мускулами» или даже желающие победить кесаря его же оружием. Взявший меч от меча и погибнет. Здесь мы видим двойную революционность Иисусова Рассказа. Она выделяет Иисуса из его еврейского богословского, эсхатологического и политического контекста, хотя понять его можно только в этом контексте. Его провозвестие о Царстве, подобно всем еврейским провозвестиям о Царстве, есть Весть единого истинного Бога, Бога Израилева, противостоящая языческой мощи, языческим богам и языческой политике. Однако, в отличие от других вестников Царства той поры (от Иуды Галилеянина до Симеона Бен–Косибы), Иисус возвещал: к Царству следует идти путем мира, любви и креста. Бороться с врагом его же оружием нельзя. Это непременно означает страшное поражение и в принципах, и на практике.

Иисус пришел к выводу: его задача и роль, его призвание как представителя Израиля — проиграть битву от лица Израиля.

• Подобно Иеремии, он предупредит город о предстоящей гибели, хотя его могут счесть предателем.

• Подобно маккавейским мученикам, о которых он вполне мог помнить, он противостанет тирану и понесет ответственность за это.

• Подобно Учителю Праведности, которого Иисус почти наверняка не имел в виду, он выступит против Нечестивого Священника, даже если никто его не поддержит.

• Подобно истинному мудрецу, он обличит нечестивых и предоставит им пожинать плоды собственного нечестия, веря, что грядущее Царство его оправдает.

• Подобно тем молодым горячим головам, что сорвали орла с Иродова Храма, он выступит против этого центрального символа иудаизма, — символа, который тронула порча[2113]. И он испытает на себе гнев его стражей.

Иисус взял на себя глубоко еврейское призвание не только критики иудаизма и оппозиции иудаизму изнутри, но и понесения на себе последствий критики и оппозиции изнутри. Он верил, что так ГОСПОДЬ его оправдает. И это тоже глубоко еврейская вера.

Выделяются, однако, два принципиально новых элемента:

1) В отличие от предшественников по парадигме, Иисус возвещал и реализовывал программу, нацеленную не на националистическую победу над язычниками, а на превращение Израиль в свет миру (к чему тот и был призван). Он и в слове, и в деле выступал именно против той ревности современных ему преемников Маккавеев, что заставляла устрожать соблюдение Торы и укреплять фактические и символические барьеры между Израилем и язычниками. Иисус верил: Бог–Творец зовет Израиль существовать для всего мира. Поэтому и понимание Иисусом его смерти неизбежно отличалось от обычного понимания своей смерти мучениками (по мнению мучеников, своей смертью они приближают избавление Израиля из плена и осуждение других народов). Его символические действия указывали на обновление Израиля, разрушающее границы и табу, прорывающее мехи, заключающее в себе новый ряд символов. Видимо, и последний символический акт Иисуса был предназначен продолжить и завершить этот процесс;