2. В аналогичной пророческой манере Иисус отождествил чашу (по Луке, вторую чашу) со своей кровью. За четырьмя имеющимися в нашем распоряжении версиями стоит общий смысл, причем некоторые повествования делают эксплицитным то, на что намекает пасхальный контекст трапезы. Общий смысл таков: грядущая смерть Иисуса приведет к обновлению Завета, то есть великому возвращению из плена, на которое уповал Израиль[1997]. Выражение «кровь Завета», в той или иной форме появляющееся во всех повествованиях, — аллюзия на Исх 24:8, где Моисей устанавливает первый Завет с народом на горе Синай[1998]. Другая аллюзия, возможно, не менее важная, — на Зах 9:9–11 (отрывок, перекликающийся с темами, рассмотренными нами в главах 11–12):
Завет обновляется в контексте мессианской победы, которая раз и навсегда освободит Израиль от долгого плена[1999]. Мы уже подчеркивали тесную связь действий Иисуса на Тайной вечере с его предыдущими действиями в Храме, включая его квазицарский вход. И у нас нет причин сомневаться, что, связывая последнюю чашу трапезы со своей смертью, он намекал на тему обновления Завета[2000]. Это прекрасно согласуется со всем, что мы знаем о его программе.
Все три синоптических повествования содержат еще одно разъяснение: кровь Иисуса прольется «за многих» (у Луки — «за вас»). Экзегеты обычно связывают версии Матфея и Марка с Ис 53. Тогда получается, что смысл речения раскрывается в свете более широкого контекста объяснительных слов Иисуса (подробнее см. ниже).
Матфей добавляет: «во оставление грехов»[2001]. Необходимо еще раз подчеркнуть: для евреев I века это обозначало не абстрактную сделку между людьми и Богом, а очень конкретную вещь — избавление народа из «плена» , который произошел вследствие его грехов[2002]. Матфей говорит, не что смерть Иисуса приведет к некоему абстрактному искуплению, но что через нее ГОСПОДЬ спасет свой народ из плена. Таким образом, эти слова тоже делают эксплицитным символическое значение трапезы[2003].
3. Каждый из синоптиков приводит версию высказывания, в котором Иисус предрекает: эта его трапеза с учениками — последняя перед наступлением Царства. Матфей и Марк упоминают о последующих трапезах в Царстве, Лука — только о том, что до прихода Царства трапез больше не будет[2004]. Разумеется, эти высказывания имеют смысл только, если Иисусова Весть носила эсхатологический и апокалиптический характер (в пользу чего мы уже привели немало аргументов). В контекст эсхатологического и апокалиптического учения они вписываются предельно органично. Пасха Иисусова, подобно Пасхе первоначальной, предполагала, что избавление наступит в самом непосредственном будущем.