Многие экзегеты справедливо отмечают неслучайность слова «разбойники» в выражении «вертеп разбойников». Когда–то в нем видели протест против эксплуатации, против системы обмена денег и торговли животными как грабежа средь бела дня. Да и в наши дни многие толкователи полагают, что упоминание о «вертепе разбойников» отражает понимание синоптиками (или даже их источниками) инцидента в Храме как «очищения» (а не притчи о разрушении)[1494]. Но контекст Иеремии говорит о другом. Дело больше в разрушении, чем в очищении. И не просто потому, что должен быть построен новый Храм, а потому, что полностью прогнил Храм существующий.
На самом деле, даже независимо от данного контекста, слово, которое обычно переводится как «разбойники», не обязательно и даже не в первую очередь связано с экономической коррупцией. И греческое
В результате обвинение против Храма начинает выглядеть совсем в ином свете. Дело не в экономическом жульничестве, — на него–то как раз в данный период относительно мало указаний[1498]. Как показал Борг в 1984 году, Храм играл важную роль в антиримском сопротивлении[1499]. Во времена Иеремии в центре надежд на национальное освобождение стоял именно Храм, считавшийся гарантом безопасности от язычников. Мог ли он тогда символизировать, согласно указанию Исайи, волю ГОСПОДА, чтобы все народы разделили с Израилем дары, когда придет Царство и ГОСПОДЬ вернется на Сион?..[1500] Я не хочу сказать, что уже в дни Иисуса Храм был логовом кровавых революционеров[1501]. Я говорю об идеологии: как и при Иеремии, Храм стал талисманом националистической ярости, порукой, что ГОСПОДЬ вступится за Израиль и защитит от врагов. Этот идеологический момент вылился впоследствии в необъяснимые, казалось бы, действия: после гибели Храма лидеры сопротивления просили Тита разрешения спокойно оставить город[1502].
В сознательной аллюзии Иисуса на пророчество Иеремии о разрушении очень ярко и конкретно отразились его Весть о Царстве и предупреждения. Это высказывание дало прямое и непосредственное объяснение символическому пророческому действию, только что имевшему место, которое иначе могло остаться непонятным. По убеждению Иисуса, вопиющее отклонение Израиля от своего призвания вело к одному — гибели Храма, историческим аналогом которой было вавилонское вторжение, предсказанное Иеремией.
Контекст Иеремии проливает свет и на эпизод со смоковницей[1503]. Как известно, Марк здесь использовал характерный для него прием «сандвича»: он поместил акцию в Храме между проклятьем смоковницы и ее засыханием. (Поместил, надо сказать, явно рассчитывая, что читатели уловят сходство между двумя событиями. Но впоследствии многие толкователи этого не замечали и записали Марка в сторонники понимания акции в Храме как «очищения», а не «разрушения».) Иисус ищет плода и, не найдя, объявляет приговор. Соответственно, проклятье смоковницы — инсценированная притча об инсценированной притче. Сейчас исследователи часто обращают на это внимание[1504]. Однако связь с Иеремией отмечают реже. Между тем вскоре после вышеуказанных отрывков мы находим:
Получается, что Иисус делает сознательный намек на весь контекст Иеремии. Проклятье смоковницы — часть скорбной, в духе Иеремии, демонст рации им того факта, что Израиль и Храм ждет осуждение.