Проповедь истинной (но разрушающей стереотипы) мудрости и предупреждение об опасности лживой (но стереотипной) глупости также были сосредоточены на Храме.
Вспомним еще наши рассуждения в гл. 8. Мк 13 вбирает в себя мотивы предыдущих предупреждений относительно Храма и торжественно предрекает, с аллюзиями на Иеремию и Даниила, разрушение Храма чужеземными армиями, рассматривая данное событие как проявление ГОСПОДНЕГО гнева на Свой непокорный народ. Последнее состояние дома будет хуже первого. Поскольку Храм был средоточием национальной жизни и самопонимания Израиля, то, когда Иисус предлагал (подобно некоторым другим тогдашним движениям) новый и революционный способ быть Израилем, образ Храма для него был очень важен. Дом, построенный на песке, с шумом обрушится. Устоит только тот дом, что построен на камне Иисусовой Вести о Царстве.
Наконец, не будем забывать предыдущие доводы в настоящей главе. Во время своего галилейского служения Иисус бросал вызов символам, которые играли ключевую роль в мышлении, идеалах и действиях очень многих его современников, особенно фарисеев, на чьей ревности по Торе держался столь противный Иисусу национализм. Здесь дело не только и не столько в системе ритуальной чистоты. И, уж конечно, Иисус не противопоставлял современным ему идеологиям идеологии, известные нам по XX веку. Речь шла о символах, которые, по свидетельству самих же еврейских источников периода Второго Храма, стояли в центре еврейского самопонимания.
На мой взгляд, вышесказанное подводит нас к выводу, что акция в Храме — инсценированная притча о суде. Отметим немаловажный факт: почти все традиции (и в самих канонических Евангелиях, и вне их), затрагивающие тему «Иисус и Храм», говорят о разрушении Храма.
Все это достаточно ясно говорит не об очищении или реформе Храма, а о его разрушении[1485]. Невозможно видеть в каждом таком отрывке пророчество задним числом. К тому же тема разрушения контрастирует с первохристианским обычаем молиться в Храме. Поэтому у нас нет серьезных оснований видеть в ней просто отражение раннего христианского богословия[1486].
Напрашивается вывод: придя в Иерусалим, Иисус символически и пророчески разыграл его осуждение, — осуждение, о котором он и раньше, и позже предупреждал словами и делами. Над Храмом, центральным символом всей жизни нации, нависла божественная угроза, и если Израиль не покается, язычники разрушат Храм. В данном случае Иисус воспринимал себя не просто пророком, подобным Иеремии, вестником гибели Храма, но и истинным царем, облеченным властью, на которую ранее притязали Хасмонеи и Ирод[1487]. Своими действиями Иисус «вызывал в памяти самые что ни на есть основополагающие традиции нации в тот самый момент, когда восприятие было особенно обострено»[1488], — когда наблюдатели, пасхальные паломники, устремившие сердца к Царству ГОСПОДА, вероятнее всего, постигли бы многогранный символизм его поступка.
Таким образом, в запутанном вопросе о том, что и зачем сделал Иисус в Храме, я занимаю позицию, в которой пытаюсь совместить сильные стороны основных альтернатив:
• Иисус дал символ грядущего разрушения Храма.
• Он верил, что наступает уникальная кульминация израильской истории: Бог Израилев начинает судить и искупать Свой народ.
• Осуждение Храма выразится в разрушении его Римом. При этом Рим, подобно Вавилону (см. Иер), будет орудием гнева ГОСПОДНЕГО.
• Конкретные причины осуждения Храма таковы. На более общем уровне: Израиль не внял призыву ГОСПОДА быть Его народом (см. выше гл. 7 и 8). На более частном уровне: Израиль увлечен идеей народного восстания, а при этом допускает несправедливость в своем собственном обществе (например, в храмовой системе).
• Я согласен с Сандерсом, что Иисус дал символ разрушения Храма. Однако я согласен и с критиками Сандерса (например, Бокэмом и Эвансом), что Иисус не просто хотел заменить один Храм другим. Его критика существующего Храма была частью эсхатологической программы. Во всяком случае, этого следует ожидать от пророка.
Теперь можно понять смысл спорного отрывка Мк 11:1–25 (пар. Мф 21:1–22/Лк 19:28–48/Ин 12:12–19; 2:13–17). Поскольку в нашей аргументации мы отталкивались от самопонимания Иисуса как пророка, можно начать с профетического контекста, который дают синоптики. Он состоит:
1) в цитате из Ис 56:7 и Иер 7:11 (Мк 11:17пар.[1489]);
2) в аллюзиях на Захарию в течение всего эпизода.
Подобно многим другим ученым, я считаю, что Иисус был знаком с этими библейскими текстами и создавал на них аллюзию (и/или инсценировал их)[1490].
Контекст отрывка Исайи — полное возвращение из плена (со всеми вытекающими отсюда последствиями):