Иисус и победа Бога

В этом смысле чрезвычайно показателен материал, который в той или иной форме встречается в 6 различных (и, конечно, взаимосвязанных) текстах. Вот версия Марка:

И пришли матерь и братья его [Иисуса] и стоя вне, послали к нему звать его. Около него сидел народ. И сказали ему: «Вот, матерь твоя и братья твои и сестры твои, вне, спрашивают тебя». И отвечал им: «Кто матерь моя и братья мои?». И обозрев сидящих вокруг себя, говорит: «Вот матерь моя и братья мои. Ибо, кто будет исполнять волю Божию, тот мне брат и сестра и матерь»[1012].

Как мы более подробно покажем в главе 9, для любой культуры это весьма необычное высказывание. Тем более поразительным оно было в крестьянском обществе, где семейные отношения определяли базовую идентичность. И уж просто шокирующим оно должно было представляться евреям I века, где чувство семейной и национальной верности — основополагающий символ господствующего мировоззрения[1013]. Община последователей Иисуса как замена семье, как новая семья. У данной концепции есть очевидный «плюс»: согласно желанию Иисуса, связь между его последователями должна быть очень крепкой — такой крепкой и с таким чувством взаимного долга, какое присуще членам одной семьи. «Минус» (для взаимосвязи с обществом): быть членом одной семьи значит дистанцироваться от прочих семей. Поэтому Иисус требует от учеников «возненавидеть» отца, мать, жену, детей, братьев и сестер и даже саму свою жизнь[1014]. Это не просто сложное требование на личностном уровне, — это, как мы увидим в свое время, подрывает многие социальные, культурные, религиозные и политические стереотипы.

Далее. Ученики Иисуса — те, «кто исполняет волю Божию». Иными словами, они идут путем истинным, — путем, которым и должен идти Израиль. Создается четкое впечатление, что Иисус создавал группы своих учеников, отличая их от прочих израильтян и заповедуя им жить по–новому, так, как диктует его рассказ о Царстве. Здесь опять многое напоминает кумранские тексты: кумраниты считали себя истинным «домом Иуды», противостоящим существующему «дому Иуды»[1015].

Что же отличало группы учеников Иисусовых? Они приняли рассказ (story) израильской истории, в центре которого был Иисус как орудие наступления Царства. Без этого принятия остальное не имело бы смысла. Как мы увидим далее, ученики должны были жить определенными символами и давать определенные ответы на ключевые вопросы, отличающие их от прочих евреев. Самая же яркая их черта, помимо верности Иисусу, — деятельность (praxis), к которой их призывал Иисус. На мой взгляд, именно здесь надлежит искать ответ на запутанный вопрос об «этическом учении» Иисуса.

(iii) Новый Завет, новая деятельность

(а) Введение

Какого поведения Иисус ждал от своей общины? Здесь возникает вопрос о том, что иногда называют «этикой Иисуса»[1016]. Название это не вполне корректно, ибо может создать впечатление, что Иисус был просто нравственным реформатором, проповедником нового и улучшенного нравственного кодекса, учителем вечных и не привязанных к иудаизму I века истин. Собственно говоря, именно в данном ключе интерпретировались высказывания Иисуса о правильном поведении — как вечное «учение», которое может быть легко оторвано от своего исторического контекста (конечно, заповеди отсечь руку и вырвать глаз были несколько смягчены с ходом столетий[1017]).

Как известно, в полемике здесь доходили до эксцентричности. Швейцер предположил, что поскольку Весть Иисуса была насквозь пропитана «эсхатологическим» ожиданием скорого конца света, Иисус вообще не давал подробных «этических» наставлений. Мог существовать лишь своего рода закон военного времени, сурового режима — «промежуточная этика» на краткий период. Этот аспект концепции Швейцера долго привлекал многих исследователей, — даже тех, кто отверг остальные ее аспекты. Он оказался любезен современным противникам холодного морализма: «нравственное учение» Евангелий можно списать на позднее искажение Иисусовой Вести, на деятельность христиан вроде Матфея. Если Царство означало конец мира, кому был нужен морализм?