Иисус для неверующих. Основатель христианства без мифов, легенд и церковных доктрин

Порой очень трудно отстраниться от того обстоятельства, что почти все мы приучены воспринимать Евангелия как рассказы о буквальных событиях. Но придется. Евангелия – не буквальные рассказы, а способы истолкования образа Иисуса, просеянные сквозь сито еврейской богослужебной жизни, в контексте которой историю Иисуса помнили и рассказывали в течение двух-трех поколений, пока ее не записали в Евангелиях. Евангелия изобилуют образами, хорошо знакомыми верующим иудеям, но почти бессмысленными для тех, кто находится вне этой религиозной традиции и по причине своего невежества вынужден мириться с серьезными недоразумениями. Но мы даже свои недоразумения превращаем в нечто буквальное! Евангелия указывают на жизнь, прожитую в истории, но для их авторов подлинное значение имела не столько земная жизнь Иисуса, сколько его значение и тот опыт, который, как они сами полагали, они пережили в его присутствии. Павел, прокладывая путь авторам Евангелий, четко сформулировал это, когда писал об Иисусе в середине 50-х годов: «Так что отныне мы никого не знаем по плоти. Если мы и знали Христа по плоти, то теперь уже не знаем» (2 Кор 5:16). Павел объясняет свой подход так: «Если кто во Христе, тот новая тварь: древнее прошло, вот наступило новое» (2 Кор 5:17). Это описание не физического познания, но экстатического, открывающего разум опыта. И Евангелия были призваны не как хроника жизни Иисуса, – но как истолкование его опыта. Следует осознать эту разницу, иначе нам никогда не избежать бессмысленных конфликтов, раздирающих сегодня христианскую Церковь из-за войны «буквалистов» и тех, кто отвергает даже саму возможность восприятия Евангелий в прямом смысле.

Разумеется, за евангельскими пассажами видны отголоски реальной исторической личности, и мы можем их выявить и рассмотреть. Основное внимание авторов Евангелий, однако, сосредоточено на смерти Иисуса и на опыте (чем бы он ни был), сменившем порожденное ею отчаяние надеждой на новую жизнь. И наш поиск подлинного значения Иисуса почти неизбежно должен начаться с описания последних событий его жизни.

Сами библейские свидетельства доказывают: именно значение Распятия послужило основной опорной точкой для всей истории Иисуса – а равно и то, что его смерть довольно рано стали толковать на фоне Пасхи. Впрочем, это не значит, что характер этой связи непременно должен был быть историческим, а потому для начала бросим вызов буквальному представлению о том, что Иисуса распяли во время Пасхи. Если мы сумеем показать, что эта связь не была исторической, а еще и была заимствованной, это откроет нам глаза на то, как изначально понимали смерть Иисуса. С этой целью нам придется еще раз найти способ выйти за пределы прямого толкования Нового Завета.

Марк, Матфей и Лука определяют дату смерти Иисуса как время иудейской Пасхи, отождествляя Тайную Вечерю с пасхальной трапезой. Четвертое Евангелие, от Иоанна, также проводит эту связь, но несколько иначе, предполагая, что Иисуса распяли в тот день, когда закалывали пасхального агнца, – и потому для Иоанна Тайная Вечера была не Пасхой, но подготовительной трапезой, которая предшествовала пасхальной.

Евангелия были призваны не как хроника жизни Иисуса, – но как истолкование его опыта

Прежде чем перейти к рассмотрению деталей рассказа о Распятии, отметим: все Евангелия единодушно утверждают: что именно Пасха привлекла Иисуса и его учеников в Иерусалим. Вся история Распятия подается как часть пасхальных обрядов. По Евангелиям, группа прибыла в Святой город за неделю до праздника[51]. Этот вход и в наши дни христиане чествуют как первый день Страстной недели. Однако, если мы тщательно исследуем эти истории, то обнаружим в них намеки на совершенно иное время Распятия и на символы, в прямом смысле заимствованные из другого еврейского праздника, далеко отстоящего от Пасхи в календаре.

Марк, писавший первым, говорит: множество людей, сопровождавших триумфальную процессию от Елеонской горы до Иерусалима, расстилали перед Иисусом свои одежды и «зеленые ветви, срезанные ими в поле», крича: «Осанна! Благословен Тот, Кто приходит во Имя Господа!» (Мк 11:9, Новый русский перевод). Так как Пасха отмечалась 14–15 числа месяца нисана, по нашему календарю она выпадает на конец марта или начало апреля. Вход Иисуса в Иерусалим, празднуемый христианами сегодня как «Пальмовое» или «Вербное» воскресенье (как утверждают, по крайней мере, Марк, Матфей и Лука), состоялся неделей раньше, а значит, примерно в середине марта. Проблема, связанная с этой датировкой, заключается в том, что появление зеленых листьев на деревьях в начале весны в этом районе Ближнего Востока маловероятно – обычно это случалось в середине апреля или начале мая. И перед нами первый намек на то, что рассказ о Распятии, возможно, изначально относился к другому времени года. Если это удастся доказать, встанет вопрос, почему в таком случае связь между Распятием и Пасхой считалась настолько важной.