— Если б твой пес не был так стар и заслужен, его стоило бы выставить за дверь, — Марика приопустилась на локоть, оказавшись на одном уровне с собачьей мордой. — Ну, чего тебе надо, зверюга? Иди на место! Иди!
Она для пущей убедительности дунула в мокрый песий нос.
К тому, что произошло дальше, не был готов никто.
Голова Черного резко убралась. Словно какая-то сила отбросила пса от ложа Дагеддидов. Черный встряхнул мордой раз, другой — словно в полуслепые глаза набилось песку, о которого он никак не мог избавиться. Потом вздрогнул всем телом и — распрямился перед изумленными принцем и его женой уже человеком.
Человек этот оказался неожиданно молод — едва ли ему исполнилось больше двадцати пяти зим. Темноволосый, высокий и широкоплечий, как все гетты, но очень худощавый, он выглядел страшно, до крайности изможденным. Но его заостренные, подергивающиеся черты хранили отпечаток благородства, и какой-то внутренней, несломленной силы. Молодой оборотень был одет в какие-то полуистлевшие шкурные тряпки, в которых даже с великим трудом едва ли можно было признать одежду.
Какое-то время тишину в комнате прерывало лишь пение насекомых за окном и едва слышное бряцание оружия и брони ходивших под стеной караульных. Тот, которого долго считали псом, неосознанно и словно неверяще ощупал тело, голову, лицо, несколько раз с силой сжал и разжал пальцы. Потом поднял глаза на ошарашенных Дагеддидов, один из которых уже медленно тянулся к припрятанному под кроватью мечу и упреждающе вскинул непослушные руки.
— М… г… гл… глуб… бокопрррошупрростить… меня. Я… услышал о даррре благой Лии… что наделила уста прринцессы снимать заклятия хаоса. И рррешил попррробовать. Я… бесконечно благодарррен тебе, моя пррекррасная госпожа!
Он упал на колени. Седрик, что уже сжимал меч в руках, то краснел, то покрывался мертвенной бледностью. Его жена едва ли выглядела лучше. Очевидно, оборотень понял их состояние.
— Меня… мое имя — Радим, — сглотнув и некоторое время понапрягав лицо, он с усилием избавился от собачьих порыкиваний в голосе. — Радим из рода Гаско-яу. Я был сыном Ракавары, славного вождя западных геттов.
Седрик моргнул. Тот, кто называл себя Радимом, сглотнул еще раз.
— Много десятилетий назад злая ведьма… обратила меня… в собаку. И заставила служить себе… выполнять ее волю… Я пытался противиться ей. Но она подчинила не только мое тело… а и разум. Она смотрела моими глазами и… направляла туда, куда было нужно ей. Долгое время я исполнял ее… поручения. Пока однажды она не приказала бежать к тебе, принц, и поступить на службу. Чтобы она… могла знать обо всем, что происходит в доме твоего отца.
Радим закашлялся.
— Я так долго был собакой, что позабыл, каково это — жить человеком, — он закашлялся вновь. Голос его, тем не менее, становился все более уверенным и твердым, переставая дрожать. — Долгие десятилетия я… не старился и не умирал, хотя пережил не только собачий, но и человечьи сроки… множество раз. Для меня же все было, как в тумане. Мыслю, что душа моя… нужна была ведьме, чтобы только поддерживать… песье тело. Иначе она… давно бы выгнала ее прочь.
Он тяжело вздохнул и обратил взор на принцессу Марику, которая слушала его с по-прежнему вытаращенными глазами и полуоткрытым ртом.
— Все переменилось в тот благословенный вечер, когда ты, прекрасная госпожа, вытащила из моей головы и сожгла… Я не знаю, что это было. Но как только та темная горошина покинула меня, разум мой… очистился. Я снова стал владеть собой, своими желаниями и мыслями. Песье же мое тело стало стареть. Я по-прежнему жил среди людей и жестоко терзался, разумея, что никогда мне не обрести исцеления. В последние годы мне казалось, что конец близок. И я уже смирился, что… перейду черту жизни в облике пса, и мои предки не узнают меня… в посмертии. Когда вдруг, сегодня, прислушиваясь к вашему разговору… я услышал о подарке благой Лии, которым она одарила тебя, моя госпожа.
Радим вновь глубоко поклонился Марике, коснувшись пола лбом.
— Я не знал, как дать понять, что мне нужна твоя помощь, — он тронул ладонью губы. — Но, должно быть, Предвечные сжалились надо мной. Твое дыхание освободило меня. И теперь я… твой слуга — отныне и навеки…
Бывший пес поперхнулся словами, потому что Седрик, до этого внимавший с широко открытыми глазами, с шумом захлопнул рот и резко поднялся. Меч в его руке взблеснул в свете догоравшей последней свечи. Про-принц Веллии рванул с пола сброшенное покрывало и набросил на обнаженное тело прекрасной романки, которая за всю горькую и торопливую исповедь несчастного гетта не сумела даже моргнуть.
— Ты, — он шагнул в сторону Радима, поднимая меч. Лицо его исказилось, а голос вывел из состояния оцепенения даже его романскую жену. Которая, как и Радим, не сразу уразумели причину его внезапно вспыхнувшей ярости. — Паршивый пес! Ты… все время был здесь! Когда я… она… мы… И ты смотрел? На мою жену? Все время был здесь — и смотрел??