Игры Предвечных

Последнее звучало уже не грозно, а жалобно. Но, как и всегда в таких случаях прекрасная романка оставалась привычно спокойной.

— Ты глупец, Дагеддид, — ее насмешливые глаза сводили с ума — как и девять лет назад. — Мне никогда не надоест шутить над тобой. Если всякий раз ты будешь так кричать.

Седрик моргнул. Потом потер лоб. Потом снова моргнул.

— П-погоди, — он провел рукой по волосам, потирая голову, дабы та яснее мыслила. — Постой. Не видела ты никакого сна! Я рассказал тебе все сам, а ты… Ты просто домыслила, что этот… мужик в моей грезе не ушел насовсем и вернулся… Я тебе не возразил, и ты… Дальше ты все придумала сама. И про сущности. И про Предвечных. И про Луну… Проклятье, это действительно шутка! Это шутка! Да?

Марика заглянула в кружку и в огорчении прицыкнула щекой. Седрик вспылил в полном изнеможении.

— Жена, чтоб тебя! Я задал вопрос! Ты должна ответить! Ну? Или скажи еще, что Лей все-таки освободил тебя от клятвы…?

Он умолк, поперхнувшись словами и собственной страшной догадкой. Жена напротив искренне рассмеялась. Не будь он так взбешен и взволнован, Седрик порадовался бы вместе с ней. Никогда за все время супружества ему не доводилось видеть Марику в настолько хорошем расположении духа.

— Ты злишься, — только и обронила романка в лицо тяжело дышащему над ней мужу, который по-прежнему ждал от нее ответа — на все сразу и на каждое в отдельности. — Значит, ты не прав.

Миг-другой Дагеддид еще метал молнии подле своей невозмутимой супруги. Потом его ярость и крайнее возбуждение все-таки достигли пика — и хлынули через край.

— Ну, подожди, — вспрыгнув обратно на ложе, он оказался над Марикой сверху. И с треском рванул рубашку с ее груди, почти до колен обнажая прекрасное женское тело. — Подожди, сущность твоя, рожденная в День Лея! Сейчас… сейчас я тебе докажу, кто тут у нас мужчина!…

Свечи в покое Дагеддидов почти догорели. В раскрытые двери, что вели на балкон, ярко светила полная луна — большая и белая, как в любую из обычных ночей. Очаг догорел, и едва дымился остывающим пеплом. Пес Черный переполз ближе, и теперь, высунув язык, часто и тяжко дышал перед самым ложем.

Всего этого Седрик не видел. Прижавшись щекой к своей прекрасной жене, он нежно целовал ее шею, плечо и округлую плотную грудь. Временами он откидывал волосы, что липли к мокрому лбу, поднимал голову и пытался заглянуть в глаза супруги.

Марика не отвечала ему всегдашним насмешливым взглядом. Как и многие разы ранее, она разглядывала растворявшийся в темноте лепной потолок их спальни. Руки она держала заложенными за голову. Седрику мучительно хотелось целовать эти руки, упиваясь щенячьим восторгом, как в свое время любил приветствовать хозяина пес Черный, когда был еще молод. Но лицо жены было слишком непонятным, и счастливый супруг не хотел портить случившееся совсем недавно, чем-то нечаянно вызвав ее недовольство.

— Марика, — наконец, не выдержал принц. Он так и не поймал взгляда жены. Зато по ее зевку сообразил, что прекрасная романка сейчас уснет, так и не выслушав всех его восторгов. — Марика, я… Ты какая-то другая сегодня. Я не знаю… и не хочу спрашивать, что случилось с тобой. Ведь ты никогда не ответишь серьезно. Я… я просто хочу, чтобы так, как сегодня, было всегда. Ты слышишь, женщина? Я… проклятие, я люблю тебя! Что, что мне сделать, чтобы ты ответила мне тем же?? Что??

Супруга подавила еще один зевок. Соизволив обратить на него взор, она некоторое время разглядывала ждущее в волнении лицо супруга. Потом не выдержала, и все же зевнула вновь.

— Опять ты завелся, как баба, — она пошевелилась, пытаясь выкрутиться из-под тяжелого тела мужа, но от Седрика было так просто не избавиться. — Никак без этого не можешь. Проклятие, Дагеддид. Пусти, говорю! Я уже хочу спать.

Седрик приподнялся на локте. Протянув руку, он стиснул плечо жены, встряхивая ее и вжимая в себя.

— После поспишь! — он приблизил лицо, не давая романке отодвинуться и уйти от ответа. — Марика! Эта… сегодня ты… мы… Это — очередная твоя шутка? Опять? Или… ты… наконец, приняла меня? Я… не приказываю. Я прошу тебя, жена. Скажи мне правду… без шуток… Хотя бы раз! Я… могу надеяться? Я должен знать!

Взгляд Марики вынуждено посерьезнел. Некоторое время она испытывающе глядела в ответ. Потом повела плечами. Высвободившись из рук супруга, прекрасная романка подтянулась и облокотилась на подушку.

— Я не знаю, что тебе ответить, Дагеддид, — помолчав некоторое время, спокойно и без шуток проговорила она. — Как бы тебе объяснить. Представь, что ты болен. Погоди, не так. Вспомни о проклятии Луны. Которое подарило душевную болезнь, что извращает саму человеческую суть.

Она помолчала снова.

— Со мной было хуже, Дагеддид. Меня тоже прокляли. И это едва не лишило рассудка. Превратило мою жизнь в один… мерзкий, душный кошмар. Иногда мне казалось, что нутро забито грязью по самое горло, и я вот-вот задохнусь. А шкура — липкая, будто жижа гидровых болот…