Angus & Julia Stone - Sylvester Stallone
Мы добегаем до Мустанга, когда на парковке уже остаётся только наша машина и большой чёрный ворон, подбирающий следы в виде крошек и фруктовых огрызков, оставшиеся после городских жителей. Залезаем внутрь, Кай включает печку, но меня всё равно трясёт.
- Раздевайся! - приказывает. - Снимай всё мокрое!
Мокрым, действительно, оказазывается абсолютно всё, включая бельё. Кай опускает спинки сидений:
- Ложись!
И я подчиняюсь, не прекращая трястись то ли от холода, то ли от стыда, потому что на мне остались только мои мокрые трусы.
- Всё снимай! – резко и даже немного грубо командует Кай. Он зол, но не слишком сильно, мне кажется.
И я стягиваю остатки.
Кай, голый и горячий, хоть и бежал до машины без куртки, вытягивается вдоль моего тела и прижимается ровно настолько, насколько нужно, чтобы отдать мне своё тепло, но не придавить, как котёнка.
- Перестань краснеть, - шепчет в мою щёку, - в ночь с 25 на 26 июля я всё видел, и увиденное из моей памяти не вытравить даже кислотой. Так что, прекращай смущаться и согревайся!
Он и не думал соблазнять и в самом деле хотел только согреть: растирал ноги и руки ладонями, затем вновь накрыл своим горячим телом, держась на локтях:
- Ну как? Теплее?
- Да! - признаюсь, прилипая к нему ещё плотнее.
И это даже не удовольствие… это блаженство!
- Ледышка! Маленькая ледышка! Но ничего, я тебя отогрею! - шепчет в мои губы, улыбаясь, а в этой улыбке зашифрованы далеко идущие планы, совсем не примитивного сексуального содержания.
Однако же, невзирая на их непорочность, юность живет по своим собственным законам, и уже очень скоро я ощущаю бедром неизбежную мужскую реакцию на пусть непутёвое и замёрзшее, но всё-таки женское тело. Она не смущает меня, не пугает и не вызывает восторга. Она мне просто очень нравится… Она, или тот факт, что этот красивый, сильный, умный парень из сотен других выбрал аутичную меня, и только во мне в эту секунду так красноречиво нуждается. Не в Дженне, не в Марине, а во мне.
И я целую его губы сама. Они оказываются необыкновенно мягкими в таком его пассивном состоянии. И Кай не отвечает, только закрывает глаза, прислушиваясь к моим неуклюжим прикосновениям. А мои ладони уже гладят его спину, ягодицы, и делаю я это не для него… а для себя. Мне непреодолимо хочется, даже нет, не так: мне жизненно необходимо ласкать его разгорячённые бегом… или не бегом мышцы.
- Ты красивый… - признаюсь и не узнаю свой голос - он похож на писк тех птиц, которые выхватывали клюкву у рассыпающего корм Кая.
BLOW - Dancing Waters
Он дышит так глубоко и жарко, что я понимаю – ему тяжело. Смотрит в глаза, потом переключается на губы и, не прикоснувшись, но облизав пересохшие свои, снова вглядывается в меня:
- Ты всегда можешь меня остановить. Всегда… - шепчет.
Я киваю - говорить не могу, потому что боюсь спугнуть то, что растёт во мне, переливаясь радугой, как большой и хрупкий мыльный пузырь. Кай мягко раздвигает мои бёдра, заводит голени за свою спину и, ни на мгновение не разрывая наш зрительный контакт, вначале просто прикасается, затем мягко входит. Осторожно. Едва ему удаётся немного протиснуться внутрь, я вижу на его лице что-то страшное и блаженное одновременно, но он, снова облизнув губы, требует:
- Если больно… говори, ладно? – выдыхает.
Снова киваю, и мой теперь уже по-настоящему первый мужчина делает глубокий вдох, продвигаясь дальше. Он осторожен, но даже это, похоже, доставляет ему удовольствие: его глаза закрываются, голова чуть откидывается назад, потому что «контроль», очевидно, не всегда так просто удержать. Словно очнувшись, Кай снова распахивает глаза с вопросом:
- Больно?
Я отрицаю всякую боль, и хотя ощущение наполненности вызывает дискомфорт и немного страх, единственное, чего я хочу – чтобы он снова закрыл глаза, теряя себя, потому что ничего восхитительнее этого ещё не видела. Даже растворённая в горном озере бирюза никогда не сравнится с этим.
Но он смотрит на меня, не отрываясь, и хрипло просит:
- Помоги мне: впусти полностью...
Я тянусь к его лицу, и он понимает без слов: целует, как тогда, в чулане. И двигается. А когда достигает нужной точки, берёт мою ладонь и кладёт в то место, где нас двое, но мы «одно». В этом жесте и в ощущениях на кончиках моих пальцев столько эротики, что моё либидо всё же сдвигается с мёртвой точки, а дальше летит вниз, как с горки: чем ниже, тем выше скорость падения в эйфорию.
Я открываю рот в жажде его рта, выгибаюсь, чтобы быть ближе, двигаюсь навстречу, потому что его толчки приносят совсем не боль, они - наслаждение, и не только от физических ощущений, но и от того, как неподдельно сильно мужчине хорошо быть во мне. Крупные капли и тонкие водяные струи на запотевшем автомобильном стекле навсегда останутся в моей памяти ассоциацией с первой в жизни настоящей близостью с мужчиной. С моим Каем.