По-латыни –
virtus animi! По Уильяму Блейку –
«Вечное Наслаждение»
[345]. Это как раз тот сорт энергии, с каким я имею великое счастье работать: «Ее зовут
Радостьюи
Наслаждением, и, хотя она постоянно кружится в нас, никто ее не видел своими очами…»
[346]
Известно, что у нее много названий: греки называли ее
phren– дух, жизненная сущность, или
эфир; в латыни для обозначения духа и дыхания также употреблялось одно слово –
spiritus; индийцы называют единство
дыханияи
творящего духа праной; китайцы –
ци; японцы –
ки; русские –
пучиной многоглазой; барон Карл фон Райхенбах
[347]называет эти субматериальные силы
одили
одической силой; иудейские пророки –
руах(
ruahили
ruwah); великий Парацельс –
археем(
archaeus); Дени Дидро –
живой молекулой; Вильгельм Райх –
оргоном; бушмены Южной Африки –
нум; для герметистов это
эрос; для африканского племени догонов –
амма; у оккультиста-кроулианца Остина Спейра
[348]это
киа; у адептов
дзогчена–
ригпа
[349]; считается также, что головной убор фараонов, пернатые змеи Мексики и Южной Америки, шаманская атрибутика и т. д. и т. п. – все это указывает на использование особого сорта энергии, являющейся источником психической силы, харизмы, таланта, различного рода достижений и даже гениальности.
Театральному человеку легче всего понять
энергию глазкак
энергию смотрения, растворенную в темноте зрительного зала, энергию
глазельщиков
[350], как называл зрителей Шекспир. Это то, чего не видно, но тем не менее эта «невидимость» заполняет собой всё! Говоря словами поэта: «У ночи (темноты) – тысячи глаз»! Она пронизывает актера изнутри, течет по его кровеносным сосудам, пульсирует в сердце. Это среда его обитания! Ведь «если ты театральный актер, то ты существуешь только до тех пор, пока на тебя смотрят»
[351]. Если же нигде нет зрительских глаз, то, как говорят англичане: «Out of sight, out of mind»
[352]!
На своем личном примере могу сказать, что я переживаю себя рыбой в океане этой энергии и неотделим от ее силового поля
[353]. Это, подобно тотально изощренному видению Алекса Грея, «море бессознательного, переливающееся искрами множества „глаз“». Это мой внутренний воздух, моя внутренняя пауза. Я проявляюсь из нее и, исчерпав себя в роли, возвращаюсь в нее же…
Скажу, возможно, странную вещь: я никогда не играю перед
внешним зрителем.Всегда из внутреннего
зрителя-пустоты, им и для него. А то, что эта игра становится достоянием
внешнего мира, это уже отражение. Я как бы опрокидываю внутреннего
зрителяна внешнего, внутреннюю модель
Вселеннойна внешнюю. Можно сказать, что внешний зритель присутствует при моей разборке с
Вечностью. То есть я играю для
Бога, или все же для
Вечности, находящейся в каждом из смотрящих на меня зрителей. И это означает, что без зрителя я мертв. Я лишен диалога с
Божественным в себе.
Или, еще более экстравагантно: три уровня Театра Реальности можно метафорически рассмотреть как
глаза Роли,
глаза Актераи
глаза Зрителя.
Глаза Ролисмотрят вовне;
глаза Актера –внутрь;
глаза Зрителя –скрепляют все любовью. Совмещение этих трех уровней рождает
глаза Повелителя Игр, или
глаза Образа. Одним словом, когда
человек играющийобнаруживает для себя этот удивительный «инфрасмысл»
[354]
глаз, с одной стороны, он оказывается «в едином океане текучего электричества, в бесконечном потоке со-существования и любви»
[355]; и с другой – вся
Вселеннаяоказывается на его ладонях.
И почему?
Потому что, когда глаза богов или просто мудрых и опытных людей смотрят на тебя, «их взгляд дарит тебе новое рождение. Внутри тебя рождается что-то огромное и в то же время нежное и хрупкое, так что ты естественным образом сбрасываешь груз долгих лет ограниченности и неверия в свои силы. В их взгляде соединяется бесконечная любовь и таинственное лукавство – они видят Божество, обитающее в шумном переполненном доме»
[356].