Игра в судьбу

Рота разместилась в бывшем административном здании, вокруг забор. Помимо раскопок, охраняем и его. Администрация, склады и прочее, под контролем курдов. Американцы стерегут только себя.

Особо никуда не выйти, разве что на природу. Тель-Бирак, расположился на пересыхающей летом речушке Эр-радд. Раскопки идут по обоим берегам. Жителей не наберётся и тысячи человек. Вокруг поля, много зелени.

Севернее, где Турция, находятся отроги Восточного Тавра, задерживающие облака с дождями из Средиземноморья, но дыхание пустыни с юга тоже чувствуется. Без полива летом не обойтись. Колодцы и скважины выручают, даже не смотря на пересыхающую летом реку.

Сирийцы похожи на иорданцев, особенно это видно в магазинах и на рынках. К тебе никто не пристаёт, не кричит, за руки не хватает и не материт, если сделка сорвалась. Спокойные, обстоятельные люди. Разительный контраст с Северной Африкой и турками. Много палестинцев. Отличить сирийца от палестинца просто: оба носят головные платки – "арафатки", но у сирийцев

они красные, а у палестинцев – чёрные.

Здесь не говорят "салам алейкум!", все здороваются за руку, произнося "мархаба", то есть "привет!"

Из документов у меня заламинированная картонка с данными на арабском, есть даже группа крови. Логотип "Дивизия 18 марта", синяя печать, фото и подпись. Смотрится как бейджик. Это типичный для Сирии документ. Ещё ношу два шеврона: зелёно-бело-чёрный флаг с тремя красными звёздами и двумя "калашами" по бокам – символ Южного фронта, и "чёрный квадрат Малевича" с белым флагом и вышитой золотом одноимённой надписью – знак моей дивизии.

Первый раз в жизни пробую спелые оливки прямо с дерева. Они ужасно терпкие и страшно горчат, есть невозможно. Понимаю, почему их никогда не продают свежими. Оливки и маслины лучше покупать с косточкой и проглатывать её, она полностью переваривается желудком. В ней много полезного. Более зелёное масло считается более качественным, и полностью впитывается в кожу.

С народом общаюсь больше жестами и несколькими понятными для всех английскими фразами. Активно осваиваю арабские слова, типа "рибат" – т.е. крепость, или в нашем случае КПП. "Иншалла букра" – дай Бог, завтра. Это и вежливое посылание "на…", и русский "авось". То есть "на всё воля божья" – популярная фраза в Иордании и Сирии, да и в Северной Африки без неё

никуда.

Звонок от Тимура в октябре. Караваны бензовозов стали попадать под русские авиаудары. Езда по ночам малыми группами помогает плохо. Анар и Марат, парни из нашего взвода, как-то умудрились перевестись в провинцию Идлиб, там куда спокойнее конвоировать автоколонны. Только на урожае оливок, продаваемых в Турцию, ССА зарабатывает бешеные деньги, впрочем, охрана тоже не теряется и активно шабашит. Из Идлиба вывозят вообще всё! От артефактов до металлолома! Сам Тимур, чудом доставив в Турцию два бензовоза из десяти, решил их продать какой-то автодорожной компании. Турки берут нефть по 12 долларов за баррель, он отдал за 8, им

же продал и сами бензовозы. Приехал обратно, сказал, что все машины взорваны. Взял новую партию, довёз три из восьми, и тоже продал. Деньги разделили с ребятами. Тимур уже на пароме и направляется в Одессу. Для него эта война закончилась. Радуюсь за парня и желаю успехов ему и

всей Херсонщине.

Масуль, т.е. командир смены, недолюбливает меня за неисламское мировоззрение. Но делать это открыто, перед американцами и христианами-ассирийцами, Хикмет не рискует. Все зовут его "марокканец". Хикмет родом из Марокко, но всю жизнь провоевал в Афганистане. Начинал против СССР, закончил против янки. Теперь служит наёмником на непыльной работе. Афганцы в Сирии тоже есть. Воюют за всех, но большинство – в шиитской "лива Фатимиюн" (бригада имени Фатимиюн – дочери Пророка), под руководством иранцев, а значит, за Асада.

Землекопы хотят подзаработать и пытаются воровать, договариваются с охраной, но с "марокканцем" этот номер не проходит. Он предпочитает получить доллары и похвалу от неверных янки, нежели помочь единоверцам.

Поговаривают, что Хикмет помогает охранять пять – шесть кустарных установок по переработке нефти, а янки закрывают на это глаза, пока он рвёт перед ними задницу на раскопках. Для пиндосов раскопки несоизмеримо важнее.

Установка по переработки нефти – звучит эффектно, на самом деле, это большой бак, разогреваемый на открытом огне. Из бака отходит труба в траншею с водой, где нагретые газы осаждаются, превращаясь в прямогонный бензин, его тут же разливают по канистрам, бочкам и

цистернам Отходами от перегонки греют бак с сырой нефтью. По сути, это самогонный аппарат больших размеров.

Темнеет, на сегодня работы закончены. Землекопы идут через проходную. На уставшем лице высокого худощавого парня, на мгновение проступает испуг, когда он видит "марокканца". Этого достаточно, чтобы завернуть "археолога" для обыска. Зная, чем это кончится, я в нерешительности…