Они проснулись поздно утром. Она надела платье, и Хантер отвез ее домой. Феррин стояла в дверях и провожала взглядом удалявшуюся машину. Только когда она исчезла из вида, Феррин вошла в дом.
Она так и не успела сказать ему о своем решении позволить просмотреть бумаги тренера. Но сейчас она примет душ и позвонит.
В этот день позднего лета солнце сияло ярко и небо было голубым. В такие дни возможно все, все на свете.
Глава 11
Проходя по дому, Феррин напевала песню, которую слышала в машине, когда Хантер ее подвозил. Она приняла душ и пошла в кухню, где Джой уже поставила завтрак тренера на поднос. Джой здесь не было, поэтому Феррин взяла поднос и поднялась наверх.
– Привет, солнышко.
Сегодня утром голос тренера звучал чуть увереннее. После их ланча внизу и до ее поездки в Сан-Франциско ему стало хуже. Он не покидал своей комнаты и почти не разговаривал с дочерью.
Феррин поставила поднос на пристенный столик, подошла к окну и стала раздвигать шторы.
– Доброе утро, папа. Как ты себя чувствуешь?
– Лучше. Что ты делала вчера? – спросил он.
Она подняла поднос и принесла к кровати. Поставила ему на колени и взбила подушки под головой.
– Я провела день в Сан-Франциско. С другом.
Почему она не хочет упоминать имя Хантера? Лгунья!
Но у нее и правда не хватало храбрости. Может, ей только кажется, что отец не одобрит ее встреч с Хантером? Но Феррин не хотела говорить о Хантере, пока не поймет, насколько искренни чувства, которые к нему питает.
Ей казалось, что они настоящие. По правде говоря, ей трудно было не думать о нем. Он не шел из головы, пока она принимала душ и одевалась, чтобы навестить отца.
Сегодня новый день, но волшебство вчерашней ночи словно льнуло к ней. Впервые ей казалось, что она нашла человека, которому может доверять. И если она не ошибается, Хантер чувствовал к ней то же самое.
Она вспомнила, как он держал ее в объятиях прошлой ночью, прижимал к себе так, словно не хотел никогда отпускать.
– Вот и славно. Хорошо провела время? – спросил тренер.
– Очень, – кивнула она и, примостившись на край стула для посетителей, поднесла к губам чашку с кофе.
– Папа!
– Что?
– Хантер Карутерс просил разрешения просмотреть коробки с документами, присланными из колледжа. Он ищет видеозапись, которая лежит в одной из коробок. Ты согласен?
– Какие коробки? – спросил отец. Его глаза словно затянуло пленкой, на лице читалось явное недоумение.
– Какие-то старые документы и видеозаписи еще с того времени, когда ты работал тренером. Я бы хотела собрать кое-что и отдать колледжу как благодарность за твое чествование. Кто-то из колледжа тоже просил меня об этом.
– Не нужно мне чествование, – проворчал он. – Кто звонил из колледжа?
Она молчала.
– Феррин!
– Прости, тренер! Это нынешний главный тренер футбольной команды Грэм Питерс.
– Грэм Питерс? Этот мальчишка не отличит свиньи от свиной шкуры! Поверить не могу, что они поручили ему организовать вручение награды.
– Понимаешь, если ты позволишь просмотреть документы, тогда наш вклад будет больше. Может, я попрошу кого-то из бывших игроков твоей команды прийти и помочь мне. По-моему, эти люди знают тебя лучше.
Как только Хантер просмотрит все коробки, она узнает, честен ли он с ней или занимался с ней сексом ради того, чтобы получить доказательство собственной невиновности.
Но какой-то частью сознания она понимала, что прошлая ночь изменила все. Он остается здесь не из-за видеозаписей тренировок и старых документов. Да, они занимались сексом, но это был не просто секс. Она отдавалась ему безоглядно. И надеялась, что для него это тоже было чем-то подобным.
Но она боялась доверять своим чувствам. Боялась верить, что Хантер может считать ее достойной себя.
Когда она смотрела на крупного мужчину в постели, своего отца, сознавала, что этот комплекс неполноценности – следствие их уродливых отношений.
Будь она одна, возможно, выругалась бы. Но она не одна.
Поэтому она покорно ждала ответа отца.
– Кто-то из игроков? Они заходили ко мне? – спросил он.
– Да. Но когда ты неважно себя чувствуешь, мы не разрешаем тебя видеть.
Она заметила, что он прекрасно ее понимает, но выражение его лица определить не могла. Теперь она жалела, что спросила. Если он откажет, что ей тогда делать?
– Нет.
– Папа…
– Я не хочу воскрешать прошлое. О чем уже сказал руководству колледжа и сейчас говорю тебе. Я не желаю этого делать.
Она с трудом отождествляла того человека, который устроил внизу наградную комнату, с этим, раздраженно гонявшим вилкой по тарелке фруктовый салат и утверждавшим, что не хочет почестей за многолетнюю работу в любимом виде спорта.
– Ты жизнь положил на то, чтобы создать прекрасную команду, – тихо сказала она. – Жаль, что не могу понять твоего решения.
Он положил вилку, отвернулся от Феррин, и она впервые увидела в нем мужчину. Не требовательного, грозного, всемогущего тренера, которым он всегда был, а слабого, больного, несчастного человека.
– Я уже не тот, что раньше, – выговорил он наконец. – Почему это так важно для тебя? Я же знаю, что тебе безразличны и футбол, и мои награды.