Игра в кубики

Еще из головы не выходила мысль о тетке, и это сводило с ума куда сильнее, чем даже тревога за собственную судьбу.

«Мне ведь даже позвонить не дадут, – мучилась Вика, в который уже раз мотаясь от окна к двери, как трамвай по рельсам. – А вдруг ей стало хуже? Или – лучше, и тогда она непременно захочет позвонить мне сама, а телефон у меня забрали. И она снова разволнуется, состояние опять ухудшится, что тогда? Даже не представляю, что в моей ситуации лучше: чтобы она по-прежнему лежала в реанимации или чтобы ее в отделение перевели».

Следователь приехала ближе к вечеру, когда Вика уже перестала надеяться. Но ее вывели из камеры и проводили в комнату для допросов, где она увидела ту самую шатенку в сером брючном костюме. У женщины было усталое лицо, казалось, что она, как и сама Вика, провела накануне бессонную ночь.

«Да у нее-то с чего бессонница? – раздраженно подумала Вика, усаживаясь на стул. – Небось, рада-радешенька, что поймала маньячку».

– Добрый вечер, Виктория Павловна, – произнесла следователь, подняв голову от бумаг. – Извините, что так поздно.

– Вы не очень нарушили мои планы, – огрызнулась Вика.

– Состояние вашей тети не изменилось, она по-прежнему в реанимации, я попросила, чтобы вашему адвокату сообщали о всех изменениях. Он придет к вам завтра.

– Мне все равно.

– Напрасно. Это хороший защитник.

– Не бывает хороших защитников без денег.

– Он работает за зарплату.

– Вот я об этом и говорю. Какой у него интерес защищать человека, который не сможет заплатить ему достойный гонорар? Так – отпишет бумажки, какие положено, и все.

– Вы так уверенно об этом говорите, словно уже сталкивались с подобным.

– Нет, я просто хорошо знаю цену деньгам.

Следователь ничего не ответила, переложила какие-то бумаги с одного края стола на другой и вдруг спросила:

– Вы совсем не помните своих родителей?

Вика опешила, не ожидала такого вопроса, готовилась давать отпор и отвергать обвинения.

– Какое это имеет значение?

– Хочу понять, что вы за человек.

– Ой, я вас прошу… – поморщилась Вика. – Думаете, я не понимаю, зачем вы об этом спросили? Хотите, чтобы я размякла и попалась на эту удочку? Разыгрываете доброго следователя? Хотите понять, какой я человек? Да вам наплевать, какой я человек! Вам главное – на меня все трупы повесить, чтобы дело закрыть! А какой я человек, вам совершенно наплевать!

Следователь слушала ее, откинувшись на спинку стула, и смотрела поверх Викиной головы.

– Вы смотрите плохие фильмы, Виктория Павловна, потому шаблонно мыслите. Если следователь спрашивает о детстве, значит, непременно хочет надавить на какие-то кнопки и заставить потерять бдительность? Я задаю этот вопрос с конкретной целью, и от вашего ответа будет зависеть, в каком русле развернется наша беседа. Я почти уверена, что по крайней мере к трем убийствам вы непричастны.

– Да?! Только к трем? А Митина, по-вашему, я все-таки убила? – у Вики от негодования затряслись руки, она пыталась скрыть это от следователя.

– Я этого не утверждаю, но согласитесь, мотив у вас был. И вы были на месте преступления, в чем, кстати, сознались добровольно. Более того, на кроссовках, найденных в вашей квартире, земля как раз из парка Новинки, так что согласитесь, у меня есть основания подозревать вас в убийстве Митина.

– А хотите, я вам расскажу, что у вас еще припрятано, какой туз в рукаве? – подавшись вперед, сказала Вика. – Кровь на скальпеле, который нашли в моей сумке, совпала с группой крови Митина, так? – Следователь кивнула, но удивления не выразила. – И вот это ничего не доказывает, так как у нас с Максимом одна группа крови – третья отрицательная.

Вика сама не понимала, откуда у нее вдруг появилось столько агрессии, дерзости и упорства. По характеру она вовсе не была злой или наглой, скорее – спокойной и рассудительной, но ужас задержания и несправедливых обвинений всколыхнул в ней что-то, прежде совершенно невозможное. Ей хотелось кричать, а не забиться в угол от страха, хотелось всеми способами отбиваться, а не сложить руки и покориться судьбе. Она не может себе этого позволить, пока жива мама Света. Она должна выйти отсюда как можно скорее, чтобы не причинить единственному родному человеку такого горя, которое та просто не переживет.

Следователь внимательно смотрела на Вику, но на ее усталом лице не возникало никаких эмоций, похоже, что она сталкивалась с куда более сложными экземплярами, а потому просто слушала.

– Есть другие экспертизы, – спокойно сказала она, сделав какую-то пометку в блокноте. – Так все-таки ответьте на мой вопрос.

– Нет, я не помню своих родителей. Сколько помню себя – моей мамой всегда была мама Света.

– И детский дом не помните?

– Я пробыла там всего несколько месяцев, пока шел процесс удочерения.

– Ваша фамилия Никулина?

– Нет. Моя фамилия Негрич. Я ношу фамилию человека, который заменил мне отца.

– Но по рождению у вас была именно эта фамилия – Никулина?

– Ну, да, да, Никулина! Это что-то меняет?

– Это меняет довольно многое, Виктория Павловна. Кстати, отчество-то вы носите отцовское, то есть вашего родного отца. Почему?