– Нет… просто ежемесячная пресс-конференция.
– Понятно, – протянул Борис, отметив, что девушка слегка замешкалась с ответом.
– Наш трамвай, – Алиса шагнула к обочине, и Борис последовал за ней.
По дороге она весело болтала о спортзале, рассказывала, как много ей приходится работать над фигурой, чтобы держать себя в форме, жаловалась, что особенно тяжело ей дается отказ от сладкого.
– Да еще мама взялась дома пирожные на заказ печь, представляешь? Это же каторга – возвращаешься с работы, а тут в квартире пахнет то корицей, то ванилью, то еще чем-то! И ведь не скажешь ей – мама, меня это раздражает, я потом злая хожу, сладкого ведь хочется! Она старается заработать хоть что-то, а тут я со своей вечной диетой… вот твоя мама печет дома?
Борис живо представил свою мать, жену крупного чиновника, у которой, сколько он себя помнил, всегда была домработница, у плиты и даже поморщился:
– Моя мать певица, она, кажется, даже яичницу жарить не умеет.
– Ух ты! – восхитилась Алиса. – Певица? Известная?
– В узких кругах. Она в оперетте поет, – неохотно ответил Нифонтов, злясь на себя, что вообще завел об этом разговор.
Валерия Федоровна Нифонтова всю жизнь стремилась исполнять первые партии, но увы, тут не помогал даже высокий пост мужа – больших вокальных данных у нее не было, но вторые партии она исполняла и иногда даже первые, но в дублирующем составе. Ее имя было известно столичным любителям оперетты, но, как говорится, лавры «примы» ей никогда не доставались.
– Наверное, здорово вырасти в Москве, в такой семье… не приходилось пробиваться?
– Родительские таланты и столичная прописка, моя дорогая, вовсе не гарантируют наличие журналистских данных. Но, к счастью, у меня они есть, потому публиковаться я начал еще в школе. Справедливости ради скажу, что отец составил в свое время некую протекцию, и меня взяли в приличное издание. Но и там нужен талант и работоспособность, одной протекции, сама понимаешь, маловато.
– А ведь я нашла твои статьи в интернете, – призналась Алиса, продвигаясь к выходу, – не удержалась, стало любопытно. Шеф назвал тебя столичной «акулой», вот я и хотела понять, что это значит.
– И что же это значит? – выходя из трамвая первым и подавая девушке руку, спросил Борис.
– Только то, что тебе лучше на язык не попадаться. Вернее, на карандаш, – засмеялась она. – Ты очень жестко пишешь, Борис, безжалостно.
– Зачастую тех, о ком я пишу, жалеть вообще не за что.
– Наверное… но все равно жестковато.
Разговаривать в спортзале, конечно, не получилось, Алиса относилась к спорту серьезно и отрабатывала так, что пот хлестал ручьем. Борис же немного «потягал железки», как сам это определял для себя, и решил, что с него хватит.
– Может, в кафе зайдем? – предложил он, когда они оказались на улице.
– По-твоему, я для того уродуюсь в зале, чтобы после него в кафе заходить? – устало улыбнулась Алиса. – Давай лучше просто пройдемся, воздухом подышим, сегодня хоть дождя нет.
«Бесцельно потраченное время, – с сожалением констатировал про себя Нифонтов. – Надо как-то ее разговорить».
Он начал рассказывать забавные случаи из своей практики, надеясь, что в ответ Алиса тоже коснется работы, и он сможет вырулить тему на то, что ему интересно, но девушка только заливисто смеялась над его рассказами и не говорила ни слова.
– Слушай, Элис, – пошел ва-банк Борис, – скажи мне как другу, а не как журналисту – есть хоть какие-то новости?
– Никаких, – твердо сказала она, и это было похоже на правду, но Нифонтов давно привык никому до конца не верить.
– По-моему, ты что-то скрываешь, это нечестно.
– А честно пытаться выудить информацию под грифом «секретно»? Я же тебе сказала – не разглашается. Да и нечего там разглашать, все по-прежнему. Четыре трупа… – и она осеклась, поняв, что сболтнула лишнее. – Боря! Боря, я тебя очень прошу – не пиши об этом, слышишь?! – вцепившись острыми ноготками в его руку, попросила она.
– То есть трупов уже четыре? – пропустив мимо ушей ее мольбу, уточнил Нифонтов. – И что же не чешется полиция? Совсем никаких мер?
– Да не знаю я! Правда, не знаю! Шеф теперь двери на ключ запирает, когда к нему Каргополова приходит, совещаются шепотом, что ли…
– А кто четвертый, не знаешь?
– Кажется, какой-то врач.
– Опасная профессия…
– Все, Боря, я тебя прошу, давай прекратим этот разговор, меня на полном серьезе могут уволить за разглашение, об этом вообще мало кто знает.
– Ладно-ладно, молчу. Не бойся, я никогда не разглашаю свои источники, это некрасиво.
– Я тебе не источник! – Алиса вырвала свою ладошку из его руки и быстро зашагала в сторону остановки.
Нифонтов догнал ее, остановил, обнял за плечи, развернул к себе лицом:
– Ну, что ты, в самом деле? Я ведь просто сказал, что ты можешь не волноваться, я тебя не подставлю. Я пока даже писать об этом не стану, все равно нечего. Придется ждать, когда твое начальство расщедрится и само обо всем расскажет.
Девушка недоверчиво на него посмотрела, но Борис смотрел ей в глаза прямо и открыто, и Алиса немного успокоилась.