Игра в кубики

«Я так и знала, что рано или поздно эти странные провалы доведут меня до беды, – думала Вика, сжав пальцами виски. – Надо было к специалисту, ведь со мной подобное происходило не раз и не два».

А женщина-следователь, повернувшись с переднего сиденья, внимательно изучала ее спокойными карими глазами, и в лице ее было что-то такое, отчего Вика вдруг напряглась:

– Почему вы так смотрите?

– Как?

– Как будто думаете, что я на самом деле убила Максима.

– А вы этого не делали?

И это был тот вопрос, четкого ответа на который Вика дать не могла, хотя была уверена, что Максима не убивала, это ведь глупо и совершенно невозможно.

Они приехали в отделение полиции, и после ряда положенных мероприятий Вика оказалась в комнате для допросов. За столом напротив нее расположилась та же следователь, представившаяся Полиной Дмитриевной Каргополовой. Она записала данные Вики, задала несколько вопросов о семье.

– Я своих родителей не помню, они погибли, когда мне было года три. Я оказалась сперва в детском доме, потом в семье моей родной тети. Она меня удочерила, своих детей у них не было.

– И вы вообще ничего о родителях не знаете?

– Нет. Я как-то не спрашивала, а тетя сама этих разговоров не заводила. Скажите, мне можно хотя бы позвонить в больницу?

– Хотите справиться о состоянии? Напишите фамилию, имя и отчество, я попрошу, чтобы дежурный связался и узнал, – следователь протянула ручку и листок.

– Спасибо.

– Расскажите о своих отношениях с Митиным.

Вика долго молчала, не зная, как начать. Ей никогда не приходилось с кем-то, кроме мамы Светы, обсуждать Максима, и теперь она не знала, что говорить.

– Мы встречались… около пяти лет.

– Вы были любовниками, ведь так?

– Называйте как хотите.

– Вы знали, что Митин был женат?

– Был? Почему – «был»?

– Потому что теперь он мертв.

Вика уронила голову на стол и зарыдала. До этого момента она не осознавала, что Максима больше нет, что все это происходит на самом деле, и – что хуже всего – ее обвиняют в его смерти, а она ничего не помнит. И Максим мертв, мертв…

– Я не убивала его… – прорыдала Вика, не поднимая головы.

– А кто его убил?

– Не знаю! Я не знаю! Но я этого не делала!

В это время откуда-то вернулся оперативник и попросил следователя выйти.

Когда Каргополова вернулась, лицо ее было строгим и сосредоточенным.

– Скажите, Виктория Павловна, это ваша сумка? – спросила она, поставив на стол перед Викой ее сумку.

– Моя.

– Тогда как вы объясните это? – Каргополова выложила на стол скальпель во вскрытой упаковке.

– Это скальпель. Я всегда ношу с собой, многие так делают – инструменты носят.

– Для чего? Колбаски порезать при случае?

– Нет, но… мы недавно с Максимом по дороге домой аварию увидели, и вот тогда пригодилось – он сделал трахеотомию… разрезал горло, чтобы человек не задохнулся, – сбивчиво объяснила Вика, вспомнив пешехода.

– А что вы вскрывали этим скальпелем?

– Ничего, – не совсем уверенно произнесла Вика, потому что не могла воскресить в памяти эпизод, в котором бы она держала в руке этот скальпель.

– Тогда почему упаковка вскрыта?

– Но он ведь чистый…

– Вы могли его вытереть. В любом случае, экспертиза покажет. А сейчас я задерживаю вас по подозрению в убийстве Максима Митина и граждан Пострельцевых – Дарьи, Валентина и Антона, – отчеканила следователь, и Вика почувствовала, как из-под ног уходит пол.

– Но я их даже не знаю!

– Чтобы убить, необязательно спросить паспортные данные.

– Я их не убивала, понимаете?! Не убивала! И Максима! Я его любила… – Вика снова заплакала.

– Накануне вы застали своего любовника в постели с другой женщиной, – произнесла вдруг следователь, и Вика вздрогнула. – Я понимаю, насколько это ударило вас по самолюбию, да и вообще – крайне неприятная ситуация, в курсе которой оказалась вся подстанция. Я вам по-женски сочувствую, Виктория Павловна, но это мотив. Вы назначили Митину свидание и убили его так, как убили до этого Пострельцевых. Просто у вас не было времени, чтобы сделать все аккуратно, как прежде, и вы надеялись, что дождем смоет хотя бы часть улик, да? К вам на квартиру поехали сотрудники с ордером на обыск, думаю, найдут что-то, имеющее отношение к произошедшему.

«Кроссовки, – с ужасом вспомнила Вика. – Грязные кроссовки в прихожей… если совпадет состав почвы – мне точно конец. Но я не убивала Макса! Я не могла!»

– Я не знаю никаких Пострельцевых… и никогда не знала… – и тут в памяти всплыл какой-то фрагмент диалога об убитой девушке.

Вика умолкла и начала лихорадочно вспоминать, где и с кем она об этом говорила. Память понемногу подбрасывала картинок – огороженная территория клубного дома, лифт, две квартиры в подъезде, дорого обставленные комнаты… мужчина со шрамом… женщина с сердечным приступом… но фамилию вспомнить она, как ни силилась, не могла, хотя очень старалась.

«Вот если бы мне показали карточку… я бы даже по адресу сориентировалась… диагноз помню, а ни имени, ни фамилии…»

– Что же мне делать теперь? – негромко спросила она, глядя заплаканными глазами в столешницу.

– Самое лучшее – признаться.

– Как у вас все просто!

– А вы думаете иначе?