Когда умер дядя, они с теткой поддерживали друг друга, и им было вроде бы легче, но теперь…
Теперь, в случае чего, Вика останется абсолютно одна. Ей уже тридцать лет, а у нее ничего нет. И никого, как выяснилось, потому что на Максима, как и предупреждала мама Света, надеяться совершенно бесполезно.
– Идите уже домой, закрываем, – недовольно буркнула мывшая полы санитарка, и Вика поняла, что давно вечер, семь часов, завтра на дежурство.
Был соблазн позвонить на подстанцию и подмениться или вовсе отдать смену, но Вика все-таки решила выйти.
– Еще не хватало, чтобы Митин думал, будто это из-за него, – пробормотала она, садясь в трамвай. – Много чести.
Мысль о том, что на работу не хочется из-за Максима, разозлила ее.
«Как вышло, что я подчинила свою жизнь ему? Человеку, который не относился ко мне всерьез и не видел никакого будущего? Ведь он ни за что не развелся бы с женой, ни за что! Как я не видела этого столько лет? Не хотела просто, потому что любила. Но ведь и он меня любил, я же знаю! Не настолько же он гениальный актер, чтобы играть на каждом свидании… Надо перестать вообще о нем думать, чтобы не думать плохо, это ведь меня саму унижает. Нет, надо перестать, перестать…»
Утром на летучке Митин ее проигнорировал, не ответил даже на сдержанное приветствие – просто отвернулся и сделал вид, что не услышал.
Вика проглотила обиду, но любопытные взгляды коллег до такой степени жгли затылок, что она не выдержала и вышла из здания на улицу, села на лавку. Внутри все тряслось от напряжения, в голове долбила стая дятлов, вбивая в мозг одну-единственную мысль: «Я не выдержу. Я этого не выдержу».
Впервые за все время Вика отчаянно жалела о том, что завела роман на работе и теперь вынуждена терпеть вот эти любопытно-злорадные взгляды.
– Негрич, на выезд! – крикнула ей из двери диспетчер. – Почему я тебя должна искать?
Вика взяла адрес, подхватила чемодан и села в машину, уже поданную к шлагбауму Богданычем.
– Волнуешься? – спросил водитель, бросив на нее взгляд в зеркало.
– С какой радости?
– Ну, мало приятного, когда в полицию дергают.
– А-а… вы об этом. Да чушь собачья, разберутся.
– Разобраться-то разберутся, а нервов вымотают.
– Севрюгина тоже так сказала.
– Ну, она-то знает, баба тертая, – хохотнул Богданыч.
Работа отвлекла от мыслей о Митине и даже немного от мыслей о Светлане Александровне, хотя в больницу Вика позвонила до вечера три раза.
– Хочешь, заскочим? – сочувственно предложил водитель после очередного звонка, но Вика отрицательно покачала головой:
– Нет смысла. Она в реанимации.
– Ох ты ж… но ничего, Пална, выкарабкается твоя тетя, вот помяни потом мое слово.
– Хорошо бы…
…Вернувшись с очередного вызова около четырех часов утра, Вика, у которой заболела голова, решила прилечь, чего обычно на дежурстве не делала, зная, что потом поедет на вызов так, словно вернулась из космоса – с головокружением и слабостью. Но сегодня ноги не держали, сказывалось нервное напряжение последних дней.
В полной темноте она вошла в комнату отдыха и на ощупь нашла пустую кровать, повалилась на нее, сняв только кроссовки и куртку.
Когда глаза привыкли к темноте, она поняла, что в комнате, кроме нее, спит еще кто-то на кровати у самой стены. Не придав этому значения, Вика отвернулась и попыталась задремать. Спустя какое-то время до нее донеслись какие-то звуки – вроде скрипа кровати.
«Встает кто-то», – равнодушно подумала Вика, стараясь не прислушиваться, но скрип сменился вполне различимыми ритмичными звуками, а потом сдавленным стоном – женским.
«Совсем сдурели! – ахнула про себя Вика, поняв, что происходит. – Места другого не нашли?»
– Что ты наделал? – послышался негромкий женский голос.
– Ты не возражала, – ответил мужчина, и у Вики внутри все оборвалось – голос принадлежал Максиму Митину…
– Ой… а там спит кто-то! – наконец заметила присутствие Вики женщина, голос которой она так и не могла узнать.
Повернуться же и посмотреть мешало жгучее чувство обиды и стыда, которое просто пригвоздило ее к кровати.
– Да и пусть… мы ведь тихо… – и тут из динамика раздался голос диспетчера:
– Двадцать восьмая, на выезд.
Двадцать восьмая бригада была кардиологической, значит, сейчас Митин пойдет мимо ее кровати и непременно увидит, что это Вика лежит здесь.
«Господи, ну зачем я вообще сюда пришла?! Никогда не ложилась, никогда за все годы работы!» – грызя костяшку пальца, думала Вика, изо всех сил зажмурив глаза, словно это могло помочь вычеркнуть из памяти произошедшее.
Но Митин даже не взглянул на лежащего человека, снял с вешалки у двери свою куртку и вышел. Женщина осталась, и Вика боялась дышать, чтобы не привлечь ее внимания – не хватало еще устроить разборки на работе.
Когда же из динамика прозвучало «Четырнадцатая, на выезд» и женщина направилась к двери, Вика почувствовала, что ее вот-вот вывернет наизнанку – это была Олеся.