Игра в игру

Конечно, не «Три счастья», но это еще как посмотреть. Скрывать ничего не стану. «Где ты был, милый?» «Я?» «Да, ты, милый». «Я был у Елены». «???» «А в чем, собственно, дело?» «Ты был в гостях у своей бывшей подруги?!» «Да». «Но ведь ты мой муж! Мой, понимаешь?» «Конечно, твой. Но я умею выбирать себе дам: то было дружеское чаепитие». «По поводу?» «Какой-то юбилей, точно не помню». «Немного похоже на допрос, верно?» «Совсем чуть-чуть». «Можно, я задам тебе еще один вопрос? Последний?» «Конечно, моя зайка. Я весь внимание». «Ты меня…»

В этот момент – как нельзя некстати! – раздался еще один телефонный звонок. Звонил Майкл Браун, мой лондонский приятель, писатель, драматург, эссеист (не барон). К тому же, по моим ощущением, большой проходимец. Он коллекционировал антиквариат, а также девушек всех цветов и оттенков. В его коллекции были романы с француженкой, японкой, индианкой, с особью с острова Суматра etc. Ко мне он обратился так:

– О, Гераклит! Хай!

– Просто Геракл, – уточнил я. – Хай.

Он приехал в Минск, по делам (я насторожился: иметь с ним дела было всегда весьма выгодно), и не только (тут мне почему-то сразу вспомнилась ослепительная Каро), есть ли тут у вас приличное заведение, где мы могли бы встретиться, посидеть, поговорить? Немного выпить?

– Приличное? – утомленно переспросил я с видом большого знатока вопроса. – Кое-что есть. «Три счастья», пожалуй, подойдет в самый раз.

Я изъяснялся на английском средней паршивости – то есть меня понимали, но я не мог толком сказать всего, что хотел. Этот язык упрощал меня донельзя.

– Прекрасно! – сказал Майкл на чистейшем английском.

– Окей! – скрепил я дружеский протокол о намерениях.

– Когда?

Писатель, продукт нашей цивилизации, это ведь бизнесмен: время кует деньги. Тик-так, дзинь-дзинь. Где? когда? и сколько? – это волшебные вопросы цивилизации, практически – пароль. Открывает все сердца нараспашку.

– Завтра, – отчеканил я, также прикидываясь бизнесменом. – В семнадцать ноль-ноль. Сейчас объясню, где это находится…

– Прекрасно!

А сегодня вечером (в романном времени) я сидел в миленькой квартирке Елены, на уютном, обитом светлым велюром диване, и расслабленная улыбка не сходила с моих губ. Это был вечер воспоминаний, дружеский и вполне невинный. Фотографии, дурацкие записки (которым со временем цены нет: они несут на себе подлинность ощущений! Прелесть!), совершенно, казалось бы, забытые подробности. Мы вспомнили аллею яблонь креба – и даже обнялись от избытка чувств. Елена помнила запах моего одеколона, а я – цвет и саму фактуру ее трусиков; она – изумленные глаза прохожих, а я – ребристость скамейки; она – надолго застывшую мою руку на ее животе, а я – колючки какого-то австралийского кустарника, название которого, к сожалению, забыл (великий барон: «дьявол сокрыт в деталях» – это ключ к женскому неприступному сердцу; привет тебе, сэр, через Ла-Манш, через года!). Мы могли вспомнить все, что угодно, но и самые интимные детали облекались при этом в какие-то сверхпристойные, целомудренные формы, становясь историей жизни. Мы не ворошили прошлое, мы бережно наслаждались ушедшим. Девизом наших воспоминаний по умолчанию стал слоган «ничего такого». Как в музее побывал. Великолепные отношения давних любовников – это особый капитал и особая печаль.

– Почему у вас с Машей нет детей?

– Маша не хочет.

– А ты?

– Хочу, пожалуй.

Елене я мог сказать все, а вот с Машей мы эту тему почему-то избегали обсуждать. Видимо, ей казалось, что я стремлюсь привязать ее, а мне неловко было валить в одну кучу ревность и детей. Но главное было не в этом: у нее не было потребности иметь со мной детей. А у меня была.

И понял я это только сейчас, после разговора с Еленой. Странно: только сейчас мне стали окончательно ясны и мотивы собственного поведения, и реакцию на него Маши. Это я, чемпион по добыванию бессознательного со дна души, столько времени жил во многом бессознательной жизнью! А ведь сколько было интенсивных консультаций со Стеной! Я, умный взрослый мужик, всегда остаюсь похожим на юношу или женщину. Никакой ум не в силах изменить нашу природу. Надо будет увековечить это маленькое открытие на Стене.

– А почему у вас с Электрой не было детей?

Почему у нас с Электрой не было детей?

Нет повести печальнее на свете. У нас, не сомневаюсь, должно было быть двое детей. Девочка и мальчик. Но Электра забеременела до того, как мы официально стали мужем и женой.

«Ну, и что?» – сказала Елена.

«Ну, и что?» – скажете вы.

«Ну, и что?» – сказал тогда я.

– Это невозможно, – сказала Электра. – Мой папа воспримет случившееся как крушение мировых основ. Как гибель цивилизации. Это будет позор на его седую голову. Его дочь не может так поступить. Нашим ребенком мы убьем папу.

– Что же делать?

– Аборт.

– А если бы мы были женаты?

– Тогда я бы родила нашего ребенка. Что за вопрос?!

– Я ничего не понимаю…

– А тебе не надо ничего понимать. Женская душа – не твоя забота.

Аборт был неудачным, крайне неудачным. Электра едва выжила. После этого у нас не могло быть детей. Папа Гермоген с упреком посмотрел на меня и заплакал, как ребенок.