Игра судьбы (ЛП)

— Ты производишь на меня впечатление человека, у которого много эмоций и которого никогда не учили, как со всем этим справляться, но я могу заверить тебя, что побег-это не решение.

«Я действительно из тех, кто умеет говорить», — подумал он. Он произносил эту речь не только ради нее, но и ради себя самого.

— Мне больше нечего было тебе сказать.

— Дело не в словах, — сказал он разочарованно, а затем сделал паузу, чтобы сделать несколько вдохов, прежде чем объяснить: — Я бы предпочел помочь тебе понять мои мотивы, чем позволить тебе шпионить за мной.

— В мои намерения не входило шпионить, — сказала она. — Гермес…

— Я знаю, что это Гермес затащил тебя в то зеркало, — мягко сказал он. Дело было совсем не в зеркале. Речь шла о том, чтобы изменить ее мнение о нем. — Я не хочу, чтобы ты уходила и сердилась на меня.

Она слегка покачала головой, нахмурив брови, и спросила:

— Почему?

— Потому что…

Он чувствовал себя глупо. За всю свою жизнь ему никогда не приходилось объясняться.

— Это важно для меня. Я бы предпочел понять твой гнев. Послушал бы твоего совета. Я хочу понять твою точку зрения.

Она снова начала говорить, и он знал, о чем она спросит. Почему? Итак, он ответил:

— Потому что ты жила среди смертных. Ты понимаешь их лучше, чем я. Потому что ты сострадательна.

Она отвела взгляд, на ее щеках появился слабый румянец. Через мгновение она тихо спросила:

— Почему ты помог матери сегодня вечером?

— Потому что я захотел, — сказал он, и практически почувствовал, как глаза Гекаты закатились. «Больше ничего не нашёл добавить? Я сказала, делись!»

— А Орфей?

Аил хрипло вздохнул, потирая глаза указательным и большим пальцами. Геката была права — ему следовало получше разобраться со своими объяснениями.

— Это не так просто. Да, у меня есть способность воскрешать мертвых, но это работает не со всеми, особенно там, где замешаны Мойры. Жизнь Эвридики была оборвана Мойрами не просто так. Я не могу трогать ее.

— Но девочка?

— Она не была мертва, просто находилась в чистилище. Я могу торговаться с Судьбами за жизни в лимбе.

— Что значит торговаться с Мойрами?

— Это хрупкая вещь, — сказал он. — Если я попрошу Мойры пощадить одну душу, я не получу права голоса в жизни другой.

Это означало, что будет отнята еще одна жизнь в лимбе, о чем Аид изо всех сил старался не думать в этот момент.

— Но… Ты ведь Бог Подземного мира!

Так и есть, но это не означало, что он будет отменять решения. Даже если бы он мог, он давно понял, что за такие действия есть последствия, и некоторые тяготы, которые он не хотел нести. В работе всегда была великая цель, и для него вмешательство означало бы гибель.

— Мойры тоже божественны. Я должен уважать их существование так же, как они уважают мое.

— Это кажется несправедливым.

— Неужели? Или это звучит несправедливо по отношению к смертным?

Глаза Персефоны вспыхнули, намек на ее маскировку пробежал под ее кожей.

— Значит, смертные должны страдать ради твоей игры?

— Это не игра, Персефона. И меньше всего моя, — огрызнулся он, расстроенный. Разве он недостаточно хорошо поработал, объясняя равновесие в Подземном мире? Или это было потому, что она действительно хотела думать о нем худшее?

— Итак, ты объяснил часть своего поведения, но как насчет других сделок?

Аид наклонил голову, его брови опустились на глаза, и он сделал шаг вперед. Ему не понравился ее вопрос. Он ответил на это, неужели она все еще не удовлетворена его ответом? Или она злилась из-за своей собственной сделки? Он ожидал, что она отступит при его приближении, но она этого не сделала, оставаясь на месте и вызывающе вздернув подбородок.

— Ты спрашиваешь о себе или о смертных, которых, как утверждаешь, защищаешь?

— Как утверждаю?

И снова этот огонек в ее глазах дрогнул, и Аиду захотелось улыбнуться этому.

Да, моя королева. Позволь мне разжечь этот огонь, пробудить твою силу.

— Ты заинтересовалась моими деловыми сделками только после того, как заключила со мной контракт, — указал Аид. Это было правдой. Начала бы она эту охоту на ведьм, если бы он позволил ей покинуть свой клуб без метки?

— Деловые сделки? Так ты называешь умышленное введением меня в заблуждение?

— Всё-таки, это касается тебя.

— То, что ты сделал, несправедливо — не только по отношению ко мне, но и ко всем смертным…

— Я не хочу говорить о смертных. Я хотел бы поговорить о тебе.

Аид наклонился ближе, направляя Персефону к книжному шкафу. Его руки обхватили ее, по одной по обе стороны от ее лица.

— Почему ты пригласила меня за свой столик?

Персефона отвела взгляд, и глаза Аида опустились на ее шею, когда она сглотнула.

— Ты сказал, что научишь меня.

Она прошептала эти слова, и они пробежали по его спине, заставляя его дрожать, заставляя его хотеть прижаться к ней, прижать ее мягкость к своим бедрам.

— Научу тебя чему, Богиня?

Его губы опустились к ее коже, и он коснулся колонны ее шеи. Он почувствовал, как она задрожала, когда он прошептал слова у ее кожи.

— Чему же ты на самом деле хотела научиться?

— Картам.