Игра на повышение

Грабис моментально почувствовал себя в центре человеческого водоворота, ему дышали прямо в шею, а за локти схватило сразу несколько рук. К собственному удивлению, он сумел вырваться и проделать несколько шагов сквозь волнующееся человеческое море. Гершеля, который не проявлял никаких попыток сопротивляться, уже выводили в дверь, расположенную у него за спиной. Трое мужчин поднимали и вытаскивали из-под стола недвижного Ромуло, они перекрикивались на звонком языке и давали какие-то распоряжения стоявшим в коридоре.

Йоханайн снова смахнул со своего плеча руку, всё его внимание было сосредоточено на двух картах, лежащих напротив его стула. Никакие внешние силы не смогли сбросить их на пол, где уже затаптывалась практически вся колода, а до этого момента их видел только Ромуло. Грабису не давала покоя улыбка, появившаяся на лице Джабара в самые последние секунды, такое могли себе позволить только те, кто нарочно упускает хорошую возможность.

Перевернув карты, Йоханайн смотрел на них, пытаясь вспомнить те, которые выложил сам, а потом его разобрал неудержимый приступ смеха. Так смеются только те, кому жизнь показала действительно смешную шутку. Он смеялся, когда агентам удалось окружить его и довести до двери, он смеялся, когда его тащили по длинному и петляющему коридору, он смеялся, когда его усаживали в вертолёт и пристёгивали ремнями безопасности…

Йоханайн Грабис смеялся увиденному, не вполне понимая, что смеётся над самим собой и что через некоторое время этот смех может обернуться слезами. А всё заключалось в тех картах, которые в начале партии он раздал Джабару Ромуло. У сеньора Президента на руках оказались червовые туз и десятка, что означало стрит до туза, пришедший с последней картой, а если бы ещё и дама оказалась червовой, тогда это называлось бы флеш роялем – сильнейшей комбинацией в покере. И имея неоспоримую комбинацию, Джабар просто не успел её разыграть, да и собирался ли он это делать? Разве не это предвещала его улыбка? Разве не так улыбаются победители, отдавая победу другим? Разве Йоханайн не поступил таким же образом в самом первом розыгрыше?

А две брошенные им карты упали на пол и смешались с остальными, превратившись из орудия судьбы в обыкновенные куски пластика и картона. Клавиатура более не стучала, свет над картой померк, и лишь среди гулких коридоров ещё бродило эхо: "… несправедливо… несправедливо… nicht, nicht… эта партия должна была закончиться иначе… не отдам…"

*** Последняя карта***

Стол смотрелся непривычно голо. Не было заваливающих его стопок бумаг, исчезли пухлые папки, на неприкрытой столешнице стоял пустой органайзер, да маленький флаг обвисал на самом углу, изнывая от полнейшего штиля. Кабинет утратил рабочую атмосферу, и сделался для него чужим, официально он уже принадлежал другому человеку.

Натан долгое время рассматривал пистолет, он знал на нём каждую трещинку, каждую выбоинку, он знал, где у него находится центр тяжести и в какую сторону сбит прицел. Забавно, но после событий двухмесячной давности пистолет стал вызывать у него отторжение.

Предмет, столько лет служивший ему лучше всякого антистресса, теперь вдруг утратил свои способности и променял их на совершенно противоположные. Одновременно с тяжестью оружия к нему в голову приходили названия городов и не только своих, и в такие моменты Гершелю хотелось запустить старым пистолетом в открытое окно, зашвырнуть его в кусты, утопить в ближайшей канаве. Но всякий раз он себя сдерживал. Он просто откладывал пистолет в нижний ящик стола и задвигал его.

Так было правильно. Так было нужно. Из бункера он вернулся изменённым, а нижний ящик стола служил прекрасной могилой для значимой частички его самого. Пистолет принадлежал Президенту, поэтому Гершель и оставлял его.

Потом он почувствовал присутствие. Натан Гершель слишком долго времени провёл в этом кабинете и успел выучить его наизусть; ему не нужно было поворачиваться к двери, чтобы увидеть гостя – малейшее изменение падающего света, не воспринимаемый ухом шорох, слабейший запах говорили о его нарушенном уединении.

Натан, несмотря на возраст, ловко повернулся на месте – в этом кабинете он всегда чувствовал себя моложе истинного срока – в дверях стоял тактичный, как всегда, министр.

– Уже собираетесь, …? – Министр не сказал, но Гершелю всё равно показалось, что тот добавил "господин Президент". Некоторые привычки искоренить очень сложно, но министр уже, видимо, сумел перестроиться.

– Уже собрался. – Гершель обвёл глазами пустующий кабинет, в котором уже ощущалось присутствие нового человека. – Боюсь, что моё пребывание здесь уже не совсем легально…

– Оно будет легальным ещё час и семнадцать минут, а потом я при всём моём несомненном уважении должен буду попросить вас покинуть это помещение. Но пока…