Игра на одевание

– Может быть совпадением. – Миль посмотрела с вызовом.

– Таких совпадений не бывает. – Гуров говорил уверенно. – И в поле зрения серийных убийц не попадают зря. Если этот человек вас заметил, если он знает, чем вы занимаетесь и что делаете вечером, ваша встреча неизбежна.

– Отлично! – Миль стиснула зубы. – Теперь вы запугиваете меня!

– Предупреждаю.

– Как раз так реализуется речевой жанр угрозы.

– Анна Игоревна, послушайте… Ваша лингвистика не защитит вас при встрече с преступником.

– Нет, это вы послушайте! Я не муза маньяков, как Хелен Хадсон из фильма «Имитатор». Не мыслю как преступник, в отличие от нескольких голливудских секс-бомб из ФБР. У меня маленькая дочь и пожилая мать – бывшая школьная учительница, которая заговаривает с первым встречным-поперечным. Подходя к домофону, она не спрашивает «кто?», а называет имя предполагаемого гостя и добавляет «ты?». То есть зайти к нам в квартиру, несмотря на консьержа, может каждый. Не то что Остряк. И я не полезу тягаться с маньяком, убившим несколько женщин, даже чтобы защитить от горя других детей. Голливудские сценаристы ошибаются, предлагая это героиням-матерям в диалогах. На такое может решиться только чайлдфри. Обычная мать всегда будет думать: «Кто позаботится о моем ребенке, если меня убьют?» И у матерей-одиночек тут выбор невелик. Моя дочь, – она запнулась, но заставила себя выговорить мысль, которая, кажется, как опухоль, засела у нее в голове, – не нужна никому, кроме меня. Я не могу позволить себе погибнуть. Уж простите. Но вы не по адресу пришли.

– Журналистка Корсарова же борется с Остряком как может, Анна Игоревна! Во многом благодаря деятельности Анастасии я тут.

– Вы здесь, потому что боитесь получать нагоняй от начальства, которое боится реакции людей на выпуски «Мост-ТВ». Но заставлять хотя бы малую часть общества задуматься и начать действовать – Настина работа. Она журналист. И потом, у нее нет детей. – Миль придвинула к себе тарелку с пирожным и тихо добавила: – И матери, с которой их страшно оставить.

В том, как по-детски робко и нервно она орудовала чайной ложкой, Гуров увидел затравленного ребенка.

– Можно я поем? – нервно спросила Миль. – У вас же совесть есть, в конце концов?

– К вечеру раздобуду. Возьмите мою визитку на случай, если совесть проснется у вас. – Гуров кивнул на прощание. – Анна Игоревна, до встречи на лекции.

Как только он ушел, с соседнего столика к Миль подсел блеклый мужчина в очках и опрятном костюме, не сводивший внимательных серо-голубых глаз с Анны и Льва весь разговор.

– Смотри, смотри! Фомин ревнует! – зашептались студентки за соседним столиком.

– Ануш, ты как? Как мама? – Мужчина стеснительно прикусил пухлую губу и заправил за уши длинноватые светлые волосы элегантным движением небольших мягких рук.

– А тебе, Иван Валентинович, про кого интереснее?

– Мне – про всех.

Он покровительственно, но суетливо потянулся к ней с салфеткой, чтобы стереть масляный крем в уголке губ. Миль отстранилась.

– Ты с семнадцати лет знаешь: я однолюб, а не собственник. – Он накрыл ее руку своей. – Что на самом деле у тебя случилось?

Лицо Миль перестало быть напряженным. Вместо саркастичной ученой осталась напуганная девочка, заедающая стресс пирожным.

– Ванька, я даже не знаю, с чего начать.

– Тоже мне, секрет Полишинеля! С заварного, – серьезно ответил он и отдал ей десерт со своего подноса. – Считай, что это я так поздравляю тебя с грантом. Держи!

– Мама бы сказала, что от такого количества сахара пуховик не застегнется, а на улице холодно.

– Я уже написал Арине Юрьевне, что отвезу тебя на такси.

* * *

Анна Игоревна вышла из лифта и отшатнулась от двери квартиры. Она была затянута белой тканью с кровавыми брызгами и следами ладошек. Ключ не поворачивался: дверь была открыта. Миль рванула ее к себе – и оказалась в отеле «Трансильвания» из мультфильма компаний Columbia Pictures и Sony Pictures Animation, выронив от удивления битком набитые пакеты из «Магнита», Fix Price и кондитерских.

Шкаф-купе был обклеен распечатанными стенами замка. На стенах висел красный бархат. В тяжелых рамах, как для старинных семейных портретов, качались постеры с героями мультфильма. Из угла за комнатой следили полыхающими глазами тыквы. От детского ночника в виде лисы и лисенка от IKEA над зеркалом лился тревожный красный свет.

– Я дома! – Миль разулась и осторожно прошла в комнату. – Соня!.. Ма-а-ам! Есть кто живой?

Одна из больших тыкв в углу оказалась подушкой, из-под которой выпрыгнула пятилетняя кареглазая девочка с золотыми кудряшками. Одетая в желтую пижаму с ведьмами, к рукавам которой были пришиты болоньевые перепончатые крылья, она была похожа на маленькую летучую мышь. Сходство с этим магическим существом завершал весьма умелый аквагрим.

– Мамочка, смотри-и-и! – Соня прыгнула к маме на руки и неловко засунула в рот пластиковые вампирские клыки. – Мы баба Драк и Дениска! Бла-бла-бла!

– Я думала, Дракула не говорит «бла-бла-бла»!

Из кухни вышла хмурая, для шестидесяти пяти лет необыкновенно стройная и моложавая женщина, одетая Дракулой.