Чародейка скалила крупные клыки нежити, от ее ладоней исходили черные хлопья пепла, незримо пронзавшие тело противника. Беспричинная боль – одна из самых опасных способностей топазовых льоров, за что их и признавали проклятыми. Буквально каждый орган, каждая частица тела горела и пульсировала, точно разрываясь на куски. «Там был еще аккумулятор…» – вспомнились слова Сумеречного Эльфа про далекие острова. Странно, что даже льоры страдали от боли так же, как люди. Как люди… Ячед? Льоры…
Сознание желало покинуть взвившуюся от боли оболочку, но Раджед призвал на помощь всю свою ненависть. И где-то на грани забытья донесся собственный отчаянный голос: «София… Где ты?»
София… Если ее кто-то вывел из подземелья, значит, она была жива, значит, еще оставался шанс спасти ее. И умирать в бесконечной борьбе не входило в планы льора. Если бы он не поддался гневу, то не упустил бы незаметных манипуляций Илэни с магическим полем.
– Подло! – прохрипел янтарный льор, которого точно растягивали на дыбе.
– А как же иначе в войне льоров? – рассмеялась Илэни, глаза которой светились в темноте. Она впадала в экстаз, питаясь чужими страданиями. В помощники ей наверняка пришли все темные силы. Чародейка все еще сковывала болевым шоком, и в тот момент одновременно Нармо вскинул когти, чтобы добить.
Но Раджед, собрав всю волю в кулак, разорвал оковы мучительного оцепенения и отпрянул. Брызнула кровь; со звоном, как в замедленном сне, отлетели позолоченные застежки камзола, разорвалась ткань рубашки. Пять глубоких порезов прочертили вдоль груди от ключиц до ребер. Второй удар Раджед сумел отразить, хотя Нармо попытался пронзить его насквозь, насадить, как кузнечика, на мечи.
И от сравнения Раджед сильнее прежнего разъярился. Он рисковал больше, чем когда бы то ни было, но выбора не оставалось. Теперь он отражал удары Нармо лишь правой рукой, а в левой у него вновь оказалась трость, которую направил на Илэни, улавливая линии ее магии. Сложный узор, совершенно непривычный, однако через него удалось пробиться к шее чародейки в обход щита. Илэни схватилась за горло, беспомощно вытаращив глаза, и прошипела:
– Нармо, сделай что-нибудь!
Сила ее магии ослабла, теперь она отбивалась от цепких пут янтарного льора, затягивающих аркан. Раджед сам едва не потерял сознание. Когда заклятье топазов отпустило, обожгли режущей болью свежие отметины на груди. Обильно сочилась кровь, пропитывая лохмотья одежды. Но при виде растерянного лица Илэни и недовольства на широкой роже Нармо Раджед нашел в себе силы надменно высказаться:
– Магия янтаря тоже связана с духами, твои дымчатые топазы не возьмут меня под контроль. Тебе повезло, что не в моих правилах мучить женщин.
– По твоей гостье не скажешь, – тут же съязвил Нармо, опасливо примеряясь, с какой стороны теперь лучше атаковать. Раджед же сдержал свое слово: аркан на шее топазовой чародейки ослаб, однако теперь он просто сковывал ее магию.
– О! Как она визжала, когда мой нож изрезал ее смазливое личико, – разъяренно просипела Илэни, потрясая кулаками и пытаясь вновь сформировать хлопья пепла, однако их рассеивали янтарные лучи трости. Столкнулись сами свет и тьма, день и ночь.
– Замолчи! – яростно обрушился Раджед, откидывая чародейку к стене, прямо в клетку, где томилась София.
– А сражаться ты будешь одной рукой? – рассмеялся Нармо, атаковав с левой стороны, рассчитывая пробить и без того поврежденную защиту противника.
– Чтобы победить тебя, хватит одного лезвия! – отразил его выпад Раджед, тяжело проговорив с явной угрозой: – И, клянусь, если вы действительно что-то сделали с Софией – не ждите быстрой смерти.
Битва вскипела с новой силой, теперь Раджед практически не двигался, стоя на одном месте и отражая атаки обоих врагов, которые надеялись уничтожить его в этом мрачном каземате среди запахов плесени и смерти. Приходилось рубить нити черной магии Илэни и алой – Нармо, чтобы кровавый льор не выпил жизненную силу, а топазовая чародейка не заразила ядом смерти.
Перед глазами от напряжения плясали разноцветные пятна, все сливалось и двоилось. Но потом вновь открылось это, нечто – рисунок и узор мира. Раджед на миг потерял связь с реальностью, скорость мыслей увеличилась в сотни раз, показалось, что Нармо совершенно замедлился.
Все поглотило созерцание множества разнообразных нитей, бегущих от каждого предмета. Больше всего колыхалось вокруг живых существ и поющих камней, чьи голоса вплавлялись разноцветными нотами со всего Эйлиса.
Так вот что всегда созерцал Сумеречный Эльф – во второй раз мысль не показалась такой уж страшной и невероятной. Со временем к этой силе, наверное, привыкаешь, учишься использовать ее. Или же, наоборот, не использовать? Почему он не вмешивался практически ни во что? Что, если все эти нити были сплетены в слишком сложный узор? Потянуть за одну – распадутся сотни других.