Тело Раджеда прошивал холод, шикарная грива волос свалялась колтунами вперемешку с кровью, разодранный камзол в багряных пятнах устрашил бы любого несведущего. Льор вернулся не как проигравший, но и не как победитель. Его погоня не завершилась. В тронном зале он качнулся, точно подрубленное дерево, теряя точку опоры.
К счастью, рядом оказался верный друг, что сберег портал в отсутствие льора. Сумеречный Эльф подхватил его, не позволяя рухнуть плашмя. Но Раджед наспех оттолкнул обеспокоенного помощника и настойчиво спросил:
– Где София? Что с ней намерен делать малахитовый льор?
– Он спас ее! – честно признался Сумеречный Эльф.
– Я не верю. Ни одному из льоров не верю! – сжал до дрожи запыленные сбитые кулаки Раджед. – Спас, так, наверное, решит оставить себе! Я пойду войной теперь на него! Если бы не он, она бы уже была здесь, в башне… Вместе со мной.
Льор едва снова не рванулся к порталу между королевствами, хотя весь его вид показывал, что самоцветы исцеления не до конца завершили свою работу. Он торопился, хотя бродил по каменным плитам неуверенными зигзагами человека, которого поддерживает только предельный стресс.
– Подожди хотя бы сутки! – убеждал Сумеречный Эльф, всплеснув руками и снова ловя друга. На этот раз Раджед не оттолкнул помощь, убирая растрепанные волосы с лица, кивая:
– Подожду, подожду… Все равно не верю, что малахитовый пойдет на переговоры.
Глаза его подергивались мутной пеленой предельной усталости. Ни колонны, ни барельефы не существовали для его взора, только образ вновь ускользнувшей от него девушки, его несчастной гостьи.
– Но тебя еще гложет досада, что не удалось сокрушить давних врагов, – посетовал Сумеречный Эльф, доводя льора до трона, где тот тяжело сгорбился. – Признай, что вместе они сильнее тебя одного.
– Вместе-вместе… Если бы ты хотел… Но толку-то от тебя, – хватая ртом воздух, твердил Раджед, стремясь выпрямиться. – Впрочем, спасибо, что сторожил портал.
Сумеречный Эльф примирительно полупоклонился, замечая:
– Я на разведку!
Он обернулся вороном и вылетел в приоткрытую узкую бойницу, описав в воздухе сложные круговые кульбиты.
– Дело твое, мне разведывать нечего. Всюду враги, – вздохнул Раджед, говоря уже себе: – Лучше бы ты сразу вернул Софию… Ах да, ты не имеешь права. На всё. На зло, на добро. Зачем мы ее все так мучаем? Зачем?
Раджед устало съежился на троне, не видя необходимости отправляться куда-то в спальню. Часто он отдыхал именно в тронном зале, созерцая портал, словно огромный экран, который показывал ему множество судеб чужого мира.
Так однажды он посреди ночи увидел девочку, которая тайком рисует Эйлис под включенной настольной лампой. Она прятала от родителей рисунки, чтобы скрыть свой небольшой проступок нежданного вдохновения, пришедшего в поздний час. Льор же тогда заинтересовался, приблизился к зеркалу, чтобы рассмотреть в деталях неуверенные детские линии в альбоме. И чем больше штрихов появлялось, тем яснее проступали образы родного мира льоров. Но как? Откуда? Кто подсказал ей?
Маленькая девочка, глупый подросток. Тогда она еще рисовала цветными карандашами времена расцвета Эйлиса, быстрые реки и диковинные для нее растения, странных людей в красивой одежде, чародеев, льды, джунгли и поселения ячеда. Ей казалось, что она придумала целый мир, не осознавая, что Эйлис зовет ее. Раджед завороженно наблюдал за ней в ту ночь, потом картинка сменилась, но образ девочки не оставлял в покое, точно заноза в сердце.
Льор наблюдал за сотнями других, подыскивал себе очередную пассию, которая скрасила бы сознание медленной гибели мира и его правителей, однако с тех пор все казались пресными, тоскливыми. Он пресытился ими за многие десятилетия жизни, изучил все их привычки и способы очаровывать мужчин. Хватило ему когда-то сполна общества Илэни, с тех пор он и вовсе не верил женщинам, их коварным планам.
Но образ юной художницы не оставлял в покое. Вскоре он отыскал координаты, настроив на них портал. С тех пор он наблюдал за ней через зеркала тайным почитателем ее творений. Ее звали Софья, но Раджеду оказалось проще и приятнее выговаривать иной вариант – София. София, что изображала Эйлис… Она рисовала историю Эйлиса! Годы расцвета, а потом простым карандашом – начало каменной чумы.
Образы делались все более мрачными, измученными. Порой София плакала над рисунками. Мама спрашивала ее, в чем причина, но она и сама до конца не понимала. Ее терзала какая-то неведомая скорбь, точно где-то страдало множество людей. Так она признавалась, ища ответ, как и недоумевающий Раджед.
Девочка росла, превращаясь в очень привлекательную девушку. И уже не только ее рисунки заинтриговали чародея. Он решил, что стоит поговорить с ней, проверить. Тогда-то впервые осмелился написать. Но с самого начала что-то пошло не так, он применил стандартную схему комплиментов и обещаний богатства.