Игольное ушко

Отправившись дальше, он обнаружил у маленькой машины некоторые крупные недостатки. Дождь и ветер проникали в кабину сквозь несколько прорех в крыше, а крохотные «дворники» очищали лишь верхнюю часть разделенного пополам вертикальной стойкой лобового стекла, создавая узкие щели для наблюдения за дорогой. И чем холмистее становилась местность, тем чаще двигатель начинал надрывно рычать. Однако этому не стоило удивляться – двадцатилетний автомобиль подвергался непривычным для себя перегрузкам.

Ливень кончился, так и не начавшись в полную силу. Гроза прошла стороной, хотя небо оставалось черным, а окружающая обстановка – слегка зловещей.

Фабер миновал Крофорд, притаившийся среди зеленых холмов, Абингтон на западном берегу реки Клайд с высокой церковью и почтовым отделением, а потом и Лесмахейгоу, расположившийся на краю вересковой пустоши.

Через полчаса он въехал на окраину Глазго и, как только оказался среди жилых домов, свернул с главной дороги к северу, надеясь обогнуть центральную часть города. Так он и следовал по узким улочкам, пересекая крупные магистрали, пока не оказался в местном Ист-Энде, где выбрался на Камбернолд-роуд, ведущую на восток, прочь из Глазго.

Все оказалось значительно быстрее, чем он рассчитывал. Удача продолжала сопутствовать ему.

Он мчался теперь по шоссе А80 мимо фабрик, шахт, ферм. Мелькали указатели с названиями шотландских городков, которые он читал и тут же забывал об их существовании: Миллерстон, Мьюрхед, Моллинберн, Кондоррат.

Фортуна отвернулась от него между Камбернолдом и Стирлингом.

Фабер гнал машину по прямому участку дороги, плавно уходившему в низину и с обеих сторон окруженному полями. Когда стрелка спидометра показывала сорок пять миль в час, из-под капота вдруг донесся громкий шум: это было похоже на дребезжание цепи, слетевшей с зубцов шестеренки. Он сбросил скорость до тридцати, но скрежет не стихал. Стало очевидно, что отказала какая-то важная деталь. Фабер вслушивался в звуки: либо треснул подшипник в трансмиссии, либо полетел кулачковый вал. Ясно ему было только одно – это не мелочь вроде засора в карбюраторе или нагара на свече. Такие поломки устраняются только в мастерской.

Он остановился и заглянул под крышку капота. Мотор оказался весь забрызган маслом, но других видимых повреждений различить не удалось. Фабер снова сел за руль и попытался продолжить движение. Мощность двигателя заметно упала, но по крайней мере автомобиль все еще передвигался.

Однако уже через три мили из радиатора повалил пар, и Фабер смирился с мыслью, что скоро машина встанет намертво. Он огляделся по сторонам в поисках места, где ее можно было бы спрятать, и обнаружил грязноватый проселок, отходивший от шоссе в сторону какой-то фермы. В ста метрах от главной дороги проселок огибал разросшиеся кусты ежевики. Фабер загнал «моррис» в заросли и заглушил мотор. Шипение пара постепенно стихло. Он вышел из машины и запер ее. У него даже промелькнул проблеск сочувствия к Эмме и Джесси – старушкам едва ли теперь удастся починить свое авто до конца войны.

Он вернулся на шоссе. Отсюда машину невозможно было разглядеть. Пройдет день или даже два, прежде чем брошенный автомобиль у кого-то вызовет подозрения. А к тому времени Фабер рассчитывал уже оказаться в Берлине.

И он пошел пешком. Рано или поздно ему попадется город, где можно будет угнать другую машину. Он пока укладывался в отведенные сроки. Прошло менее суток с тех пор, как он покинул Лондон, и оставалось достаточно времени до того, как в назначенный час его будет ждать подводная лодка.

Хотя солнце закатилось давно, только сейчас окончательно сгустилась тьма. Фабер практически ничего не видел. По счастью, в центре дороги прочертили белую линию – это было нечто новенькое, придуманное специально в целях безопасности движения на время затемнения, – и он мог идти вдоль нее. Ночная тишина позволила бы ему услышать звук приближающейся машины задолго до ее появления.

Но его обогнал только один автомобиль. Издали услышав низкий гул его двигателя, он сошел с дороги и залег в траву, чтобы дать ему проехать мимо. Это оказался большой лимузин – должно быть, «Воксхолл-10», как определил Фабер, – и мчался быстро. Как только машина миновала его укрытие, Фабер поднялся и снова двинулся в путь, – но минут через двадцать снова увидел тот же автомобиль припаркованным у обочины. Он бы обошел это место полем, если бы вовремя заметил машину, но сейчас ее габаритные огни были выключены, двигатель не работал, и потому Фабер в темноте практически наткнулся на нее.

Он еще не успел решить, как ему поступить, когда в его сторону направили луч фонарика откуда-то со стороны капота и громкий голос окликнул:

– Эй! Кто здесь?

Фабер вошел в полосу света и спросил:

– У вас проблема?

– Похоже на то.

Луч снова уперся вниз, и в его отраженном свете подошедший ближе Фабер разглядел усатое лицо мужчины средних лет в двубортном костюме. В одной руке он держал фонарик, а в другой неуверенно вертел гаечный ключ солидных размеров, явно не зная, что с ним делать.

Фабер взглянул на мотор.

– Что случилось?