Читаем Игнач Крест полностью

И все же усилия таурмен не оставались бесплодными - медленно, постепенно, теряя своих людей, они сжимали кольцо около прожога, загоняли не успевших вырваться пленных обратно, убивая непокорных. И тут из леса налетела на них с тыла дружина Александры: рыцарь Иоганн на своем боевом коне, Афанасий и Кузьма и все оставшиеся с нею охотники, кроме Евлампия и Прохора, которые продолжали осыпать врага стрелами с деревьев.

Вырвавшись на свободу, Митрофан бросился к кустам, где он спрятал лыжи и белый балахон, надел их и помчался на помощь своим.

Приняв на себя удар, отряд Александры дал возможность пленным и новоторжцам еще раз прорвать заслон, и уже многие мчались к лесу, одни выхватывали из рук убитых или раненых поганых сабли и другое оружие и тут же вступали в бой, другие вырывали колья из тына и отбивались ими от налетавших всадников. Особенно отчаянно дрался Здыла, который вооружился бревном, как палицей, и орудовал им с большой ловкостью и силой.

Но тут к поганым подоспело подкрепление - примчался отряд всадников с пиками наперевес.

Первым принял на себя удар рыцарь Иоганн Жан фон Штауфенберг. Он поскакал навстречу таурменам, врезался в их строй и смешал его. Десятки врагов окружили рыцаря со всех сторон. Он сбрасывал их с седел копьем, рубил мечом, но они продолжали носиться вокруг него с дикими воплями, постепенно сужая круг. Латы и шлем надежно защищали Иоганна, но тут его любимый конь издал предсмертный хрип и стал заваливаться на бок. Рыцарь, однако, успел соскочить и продолжал биться стоя. Один из всадников занес уже было над ним саблю, когда стрела, пущенная Прохором, как всегда, точно, попала ему в глаз, и он упал замертво.

И все же бой был неравным, и наконец, сраженный ударом копья, рыцарь упал, обливаясь кровью, а окружавшие его всадники умчались к пролому, отрезая пленным путь к лесу.

…Только несколько человек из отряда Александры осталось в живых, и они вынуждены были отступить, унося убитых и раненых. Афанасию и подоспевшему Митрофану удалось перенести в лес рыцаря Иоганна. Они кое-как перевязали его рану. Быстро темнело.

Александра устало опустилась на поваленное бурей дерево. Одежда ее была в своей и чужой крови, но она не обращала на это внимания. К ней подошел Митрофан, молча отвязал примотанный к спине кубок, делавший его похожим на горбуна, и протянул его боярышне.

- Иерусалимская чаша?! - поразился Афанасий.

- Это все, что удалось спасти из Борисоглебского монастыря. Мне передал ее посадник… Ни Ферапонта, ни единого монаха уже нет в живых. Они с братией подожгли себя в церкви, где сушилось зерно, чтобы оно не досталось поганым. Он велел хранить эту чудотворную чашу как зеницу ока, и посадник поручил передать ее тебе, боярышня. Дороже в Торжке, мол, ничего нет…

Александра взяла в руки священную реликвию и невольно залюбовалась тонкостью чеканки и блеском камней. Потом она протянула чашу Афанасию:

- Ты отвезешь ее в Новгород.

Афанасий перекрестился, прежде чем осмелился дотронуться до этого творения рук человеческих, от которого не мог отвести глаз.

- Спрячь ее, - начала Александра, но не договорила, увидев Евлампия, который спустился наконец с дерева и шел к ним, неся на руках тело Прохора.

- Его убили, когда в колчане у него не осталось уже ни одной стрелы, - проговорил Евлампий и положил охотника на снег, потом скрестил ему на груди руки.

- Надо бы похоронить его как богатыря, - сказала боярышня и добавила, помолчав: - Но время не терпит. - Она обернулась к Евлампию: - Дядя Иоганн тяжело ранен. Его надо немедля везти в Игнатовку к Дарье. Только она может спасти его! Иди к Трефилычу и запрягай сани. Афанасий поедет с тобой.

Инок хотел было возразить, но, взглянув на чашу, которую все еще держал в руках, опустил голову.

- А как же ты, боярышня? - спросил он.

- Мы дождемся Бирюка с Мишей и Силантием и последуем за вами. Митрофан и Кузьма останутся со мной. Мы сделали все, что могли! - Она сжала в тоске руки. - Велите Трефилычу седлать и наших коней. Мы постараемся направить пленных и спасшихся новоторжцев по тайному безопасному пути, иначе поганые посекут их, как траву. Но разве всех убережешь? Они думают, что по главной дороге они быстрее доберутся к Новгороду. А некоторые хотят вернуться к себе домой, не ведая, что их там ждет…

Здыла услышал ее слова.

- А я дружину решил сколотить из них. Отчаянные среди них есть! Остальные и правда разбежались кто куда, - сказал он, обматывая ступни каким-то тряпьем, взял лыжи одного из убитых охотников и был таков.

Афанасий и Евлампий соорудили из веток носилки, положили на них Штауфенберга, который так и не приходил в сознание, его доспехи и оружие и понесли туда, где стерег коней Трефилыч и стояли сани.

С Александрой остались только Митрофан, Кузьма и еще один уцелевший охотник. Вместе с Кузьмой и Митрофаном они стали рыть общую могилу. Лопат не было, и пришлось ковырять промерзшую землю мечами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза