Штауфенберга, с которым никто не говорил с таким участием с самого детства, охватило новое неведомое чувство. Он не отрываясь смотрел на Дарью, которая уже успела переодеться и причесывала большим костяным гребнем длинные волосы, заплела косу и надела повойник. Видел, как посверкивают золотистые искры на ее смуглых руках, как ладны, точны и несуетливы ее движения. Иоганн хотел вскочить, чтобы обнять ее, но не смог пошевелить ни руками, ни ногами, - видно, предусмотрительная знахарка опоила его каким-то зельем, добавленным в квас. Рыцарь погрузился в короткий, но глубокий сон.
Когда он очнулся, то первым делом обратился к Дарье с вопросом:
- Чем это ты меня с ног свалила, хозяюшка? Из чего ты, Дариа Пантелеевна, это сонное средство сделала?
Дарья промолчала, но Иоганн увидел, как в глубине ее зеленых глаз появились и словно заплясали веселые огоньки. Потом глаза у нее стали серьезными, и она сказала каким-то непонятным, но сжавшим Штауфенбергу сердце тоном:
- Не зови меня хозяйкой, боярин, я ведь из семьи закупов, и отчество мне не положено…
- Тогда ты меня Иоганн или, по-вашему, Иван называй. Хорошо?
Дарья неопределенно пожала плечами.
- А как же, хозяюшка, Игнат Трефилыч? - продолжал расспрашивать рыцарь.
- Так ведь он не закуп, а своеземец, человек вольный, хозяин своей земли. Он платит дань только Господу Богу да Новгороду. Других господ над ним нет.
Рыцарь проговорил что-то возмущенно на своем родном языке, но Дарья, хоть ничего и не поняв из его слов, чутко уловила суть. Она низко и благодарно ему поклонилась:
- Пойдем, Иоганн, пора.
Они вышли во двор, и здесь рыцарь, с которого в бане сошло семь потов и, как ему показалось, несколько слоев кожи и два-три десятка лет, поддавшись неожиданному порыву, поднял Дарью Пантелеевну на руки.
- Ты что, ты что, боярин! - вскрикнула Дарья и выскользнула из его объятий, но Иоганн крепко сжал ее руку, и она затихла.
- Есть еще силушка! - сказал он. - Du bist so schon! Ich kann mit mir nichts machen*, - пробормотал Иоганн Жанн на немецком языке, который, как и франкский, был для него родным с детства, и, шагая длинными голенастыми ногами важно и неторопливо, как цапля, пересек двор, отворил дверь и, ведя Дарью за собой, стал подниматься по лестнице.
* Ты прекрасна! Я не могу ничего с собой поделать.
Глава VIII
Пока Дарья парила рыцаря в бане, остальные готовились к праздничной трапезе по случаю нелегкой победы, одержанной ими над отрядом поганых.
Александра Степановна, переодевшаяся в женское платье, сидела за столом рядом с князем Андреем.
- Вот ныне уже все ведают, что ты за нас, боярин, - обратилась она к нему и, как бы перебивая сама себя, задумчиво добавила: - Единый день испытания смертью может больше сказать о человеке, чем целая спокойная жизнь. Но я-то с самого начала поняла, что ты наш ДРУГ…
- Благодарствую, боярышня, - сдержанно ответил Андрей, который тоже с удовольствием сменил монгольский наряд на русскую полотняную свиту, расчесал короткие косицы над ушами и затянул лоб тугой кожаной лентой. - Я еще там, на Ловати, где вы рыбу ловили, почувствовал это и запомнил.
- Но мы почти ничего не ведаем о тебе, - сказала Александра. - Если можешь, расскажи.
- Изволь, - согласно кивнул Андрей, - только не обессудь: радостного в моей жизни было мало. Отец княжил в небольшом уделе пониже Киева, на самом порубежье с половецкой степью…
- «Дешт-и-кипчак», по-ихнему, - подсказал Трефилыч, который с интересом прислушивался к рассказу, как и другие охотники и крестьяне.
- Верно, - согласился Андрей и продолжал: - Сказывают, что как-то после одного из набегов половцев отец с дружиной помчался им вслед и захватил красавицу половчанку, да и сам попал к ней в полон - полюбил, обратил ее в христианскую веру и женился. Однако недолго длилось их счастье. Во время одной из княжеских распрей, что то и дело вспыхивают особенно там, на юге, отца согнали со стола*, и пришлось ему бежать куда глаза глядят вместе со своей женой, которая была тяжела мной. Добрались они до Новгорода, здесь и осели.
* С т о л - здесь: престол.
- Раз ты тут родился, значит, ты и есть настоящий новгородец, - решил староста Бирюк, и все остальные его шумно поддержали.
Андрей благодарно взглянул на них и продолжал:
- Отец осмотрелся и увидел, что никто ему в укор жену-половчанку не ставит, однако и титул княжеский здесь мало что значит: сыт от него не будешь, да и лучше помалкивать о нем.
- Что верно, то верно, - засмеялись вокруг.
Андрей подождал, пока установится тишина, и продолжал:
- Полюбился отцу один из новгородцев, кузнец-оружейник Мирошка Жабин.
Имя этого славного оружейника было хорошо известно слушателям, и они согласно закивали.