Йерве из Асседо

Еще хотела вам рассказать про экскурсию в пустыню. Вначале мне, как и всем остальным, казалось полным дебилизмом три дня и две ночи проторчать в дикой жаре днем и в диком холоде ночью, и мы не понимали, что может быть интересного в серых песках, голых камнях и лазании по горам. Многие пытались отмазаться от поездки, и я в том числе, и даже использовала для этого день рождения бабушки Трахтман, на который меня позвали. Но Тенгиз сказал, что, при всем уважении к бабушке Трахтман, часть наших обязательств – участвовать во всех школьных мероприятиях, и обещал, что пустыня мне понравится намного больше, чем вечер в русском ресторане в Ашдоде, где фальшиво поют воровские шансоны и Аллу Пугачеву под синтезатор. Так что пришлось ехать в пустыню. Тенгиз оказался прав. Не знаю, как насчет русского ресторана, но в Негеве было чудесно, прекрасно и невероятно замечательно. Я даже и представить себе не могла насколько. Никогда в жизни не была так счастлива, и мне кажется, что я теперь самый счастливый человек на свете. Так что вы можете быть спокойными, потому что все плохое в моей жизни закончилось и теперь начинается только хорошее.

Как дела у вас? Что у вас происходит? Как там Кирилл

в Москве? Вы мне очень редко пишете и очень кратко.

Я давно не разговаривала с папой. Всегда, когда звоню, его нет дома. Пусть он мне позвонит, а то я обижусь и подумаю, что он обо мне совсем забыл.

Целую вас крепко и обнимаю,

Ваша Комильфо.

Надо признаться, что в том письме я утаила происшествие огромной важности, которое касалось Арта. Исторические документы никогда точно не отражают реальность.

Я не знаю, что Тенгиз наговорил Арту после нашей беседы за кофе, но было ясно, что ему теперь было запрещено появляться в нашей комнате. После разговора с Тенгизом Арт принялся доставать меня лично, потому что понял, кто доложил о нем мадриху. Он угрожал мне смертью и увечьями, кидался кожурой от мандаринов на переменах, делал подножки и пускал обо мне нехорошие слухи, вроде того, что мне нравятся девочки, а не мальчики, и что именно поэтому я нажаловалась Тенгизу – приревновала Аннабеллу к Арту.

Я сперва молчала и терпела, а Маша туманно намекала, что жертвами становятся только те, кто готов быть жертвой. Я не была готова, но чего-то ждала.

Однажды во время урока спорта, когда мы наматывали круги вокруг эвкалиптовой рощи, а я оторвалась ото всех, потому что бегала быстро, Арт и Миша из Чебоксар оказались за моей спиной и принялись в нее дышать.

– Комильфо, эй, Комильфо, крыса лоханутая!

– Коровище галимое!

– Шиза!

– Даешь Тенгизу, шлюшка малолетняя!

И один из них плюнул мне в затылок. Плевок липкой струей потек по позвоночнику. Я подумала: вот странные люди, как можно думать обо мне, что я уродина и лесбиянка, и одновременно предполагать, что наш мадрих захочет вступить со мной в интимную связь и что я этого тоже захочу. Это же противоречивые и даже противоположные постулаты.

– Задротка!

И тут я перестала терпеть. Развернулась и тоже смачно плюнула. Но не в лицо этим нахалам, а просто себе под ноги.

Потом сказала, продолжая бег на месте:

– Дорогой Артем, клянусь, я устрою тебе вендетту, которая будет гораздо хуже всего, что ты можешь себе представить. А Мишу я заведомо прощаю, потому что он, бедняга, не ведает, что творит.

Кажется, их не очень впечатлило, потому что они заржали. А я помчалась еще быстрее вперед по кругу, чтобы успеть пробежать все заданные три киломметра до конца урока.