Йерве из Асседо

Фотография была сделана во время экскурсии по Иерусалиму, самой первой. Около двух месяцев назад, или трех, я не помнила точно. Неужели прошло три месяца с тех пор, как я здесь очутилась? Мне казалось, что от силы пять дней. Максимум – шесть. Или сорок лет. Время в Израиле какое-то очень размытое.

На ту экскурсию Тенгиз с нами не поехал.

– Зита, – повторила я. – Красивое имя.

– Когда мы собирались уезжать, – сказал Тенгиз, – в Союзе как раз вышел в прокат индийский фильм про Зиту и Гиту. Он был бешено популярен. Моя жена была от него без ума. Ты его смотрела когда-нибудь?

– Нет, – призналась я.

– Посмотри при случае. Он забавнее твоих гардемаринов.

Я не стала спорить. Я понимала. Я бы тоже с радостью назвала своего сына Сашкой или, на худой конец, Алешкой. Впрочем, Атосом бы не назвала. И Морисом тоже нет.

– Иди гуляй, – сказал Тенгиз и отобрал у меня стакан. Только жижа на дне осталась.

Из летописи Асседо Глава XX. Легенда о маге

Легенда о маге

Беседка, увитая плющом, пряталась в кустах шиповника. Фриденсрайх фон Таузендвассер сидел за столиком в кресле о четырех колесах. Теребил развязанные под горлом тесемки белой батистовой камизы, подперев голову другой рукой. Черные локоны, слегка тронутые лунным следом, падали на белую бумагу. Горели свечи на столе. Бутылка киршвассера стояла рядом с подсвечником, чернильница и гусиные перья в подставке, пузырек с изумрудной жидкостью.

Удивительной красоты человек открылся взору Зиты, пленник собственной слабости и собственной силы. Пламя свечей подчеркивало его дерзкую безупречность. Но красота его была усмешкой. Горькой иронией Всевышнего. Она предопределила его судьбу задолго до того, как он был способен осознать, как использовать этот злой дар. Людям кажется, что наружность – печать Господня, признак высшей благосклонности. Красивые люди, обласканные вниманием, восхищением и щедрой любовью, ни в чем не знают преград и до смертного одра не верят в свою финальность. Им кажется, что Всевышний бережет их для некой высшей цели.

– Кто вы? – спросила на всякий случай, не ожидая услышать ответа.

– Фрид, – усмехнулся человек, не ведающий ни мира, ни покоя.

– Те, кто дали вам такое имя, не знали вас совсем.

– Вы правы, – снова согласился Фриденсрайх. – В наши тревожные времена родители часто умирают задолго до того, как успевают узнать своих детей.

– Вам повезло, – сказала Зита. – Вы еще успеете узнать собственного сына. Пусть же Отец Небесный однажды впишет вас в Книгу Судеб именно под этим именем: Фрид.

Фрид ничего не сказал.

– Почему ни разу за все эти шестнадцать лет вы не призвали дюка, вашего друга и соратника? – задала Зита еще один вопрос. – Почему не желали встретиться с собственным сыном?

– Я горд и упрям. Мне не нужны милости. Я ждал, пока дюк не изменит своего решения. Я проверял, кто из нас сильнее. Как видите, я опять победил.

– Что же вы делали в течение шестнадцати лет?

– Ждал, – ответил Фрид.

– Вы лжете. Самому себе.