– Аннабелла… то есть Влада… У нее есть бритва, которой она себе режет вены. То есть не вены, а кожу, и иногда угрожает покончить жизнь самоубийством. А Арт, козел, ее вечно доводит до этого состояния, в котором ей хочется себя калечить. Они… ну, короче…. это самое…
– Занимаются сексом, – подсказал Тенгиз.
– Да, но она этого не хочет, а он ее заставляет. Она соглашается, потому что боится, что он ее бросит. Она такая красивая, а думает, что никому не нужна. Я не знаю точно, что с ней там сделали в ее прошлом, но, по-моему, ее обесчестили.
– Обесчестили?! – Вероятно, Тенгиз не ожидал такого старомодного слова.
– Ну… Растлили. Как Лолиту в “Лолите”. Как Лару в “Докторе Живаго”.
Тенгиз пробормотал нечто нечленораздельное на грузинском и поскреб лысину.
– У Маши, наверно, мало свободных часов, но вы можете отдать Владе мое время, ей нужна помощь намного больше, чем мне. Со мной все в порядке, честное слово.
Тенгиз положил руки на стол, подался вперед и снова стал взрослым неопределенного возраста.
– Не бойся, я тебя не выдам. Спасибо, что ты мне об этом рассказала. Это не стукачество, а спасение жизни. Я только очень тебя прошу: если в следующий раз ты обнаружишь Владу за этим занятием, не ломай окна, а сразу позови меня. И за меня не бойся, я – калач тертый.
– Хорошо, – сказала я.
– На этом расстанемся?
Мне очень не хотелось с ним расставаться.
Я глотнула еще кофе, и привкус кардамона унес меня в Сарагосу, в которой я никогда не бывала.
Мне захотелось рассказать ему еще что-нибудь откровенное. О себе.
– Я… пишу книгу.
Тенгиз приподнял брови, а у меня заколотилось сердце. Он спросил:
– О чем?
Мне вдруг стало мучительно неловко, как будто я призналась в очередном смертном грехе.
– Я все время пишу, даже на уроках. Милена меня за это ругала.
– О чем? – повторил Тенгиз свой вопрос.
Стоит выпустить наружу то, что внутри кажется настолько значительным, как появляется страх, что снаружи это важное испортят небрежностью, запятнают и осмеют. Я обыскала Тенгиза взглядом на предмет презрительности, но ничего не нашла.
– О благословенном морском крае под названием Асседо. Там может произойти все что угодно. Асседо правит справедливый и грозный дюк. У дюка есть вассал, маркграф Фриденсрайх фон Таузендвассер. Они были лучшими друзьями с детства, но страшно поссорились в молодости. Жена Фриденсрайха умерла при родах, а он из-за этого выбросился из окна и остался калекой. Дюк за это предал Фриденсрайха забвению, и тот не выходил из своего замка шестнадцать лет. А сына воспитал дюк как своего родного. Когда сын вырос, ему открылась тайна его рождения, и он отправился на поиски своего всеми забытого отца, в порыве отчаяния случайно оседлав лошадь своего сводного брата, Василису. Дюк поскакал за ним… Но я не знаю, какой там основополагающий сюжет. Это все у меня пока никак не увязывается.
– Лошадь звали Василисой? – спросил Тенгиз невпопад. – Как твою знакомую лошадь-одесситку?
Как он запомнил?! Я ему об этом рассказывала целых сто лет назад, в мой первый день в Деревне.
Он сделал глоток остывшего кофе.
– Все что угодно, говоришь, в Асседо может произойти? Там воскресают погибшие лошади?
Я кивнула.
Тенгиз молчал и странно на меня глядел.
– Я подарю твоей дочке память, – выпалила я.
Вдруг что-то поменялось в кабинете вожатых, воздух стал плотным и задрожал. И как будто стены маленького помещения, увешанные объявлениями, расписаниями, рекламами пиццерий и фалафельных, нашими фотографиями и поздравительными открытками, разъехались в разные стороны, облупились, обнажили голую кладку, превращая кабинет в мастерскую, наполненную ретортами, колбами и перегонными кубами, над которыми клубились горячие пары.
Напротив сидел человек, чей возраст измерялся не годами, а столетиями.
– Зита, – сказал человек, и черные, как самая мрачная ночь на свете, глаза тускло замерцали. – Ее имя Зита.
– Я знаю, – пробормотала я.
– Асседо благословенно, – сказал человек. – Я приду к финалу.
– Что? – пробормотала я. – Куда ты придешь?
– Черноморские старухи из уст в уста передают легенду о семи жертвах, которые необходимо принести желающему не просто попасть в Асседо, но и провести туда других. Это страшно и не всем по силам, и ты бойся, но из тебя получится хороший проводник.
Закрыл мрачные глаза и исчез. Передо мной снова сидел мой мадрих.
– Вот тебе… Как ты сказала? Основополагающий сюжет? Бери и пользуйся. Семь страшных жертв ради исполнения какого-нибудь желания. Классика. Пусть твои герои не просто так болтаются по Асседо, а, например… вызывают мага, который поможет им исполнить самое заветное желание. У них же должна быть сверхзадача.
Стены тоже вернулись на свои места. С одной из них на меня взирала я сама в идиотской розовой кепке, которую меня заставили надеть, потому что на экскурсии без кепок ходить нельзя, потому что может хватить солнечный удар и обезвоживание, и еще надо пить многоводы, литра два как минимум. Я была заснята в обнимку с Аленой на фоне Стены Плача. То есть не совсем в обнимку – Алена меня обнимала, а я вытянулась солдатиком.