Йерве из Асседо

– Ну да. Вам от силы двадцать лет. – Нет, двадцать ей быть не могло, раз она отучилась в университете. – Ну, может быть, двадцать пять. – Я попыталась посчитать в уме годы армии, учебы, интернатуры, но ни к какому однозначному выводу не пришла. – Может быть, тридцать… Сколько вам лет?

– Почему тебе хочется знать? – спросила психолог Маша.

– Мне просто интересно, – сказала я, но тут же поняла, что это не полная правда. – Мне хочется, чтобы вы были для меня настоящей.

– Мне сорок лет, – ответила Маша, и у меня открылся рот.

– Не может быть! Вы же только что родили сына!

Она пожала плечами и встала из кресла:

– Я рада, что ты согласилась со мной сотрудничать, Зоя. Я буду ждать тебя на следующей неделе в это же время. Это время теперь принадлежит тебе.

Глава 22 Хабиби

Группа целую неделю бурлила слухами о происшествии в роще, разделившись на два стана: тех, кто поддерживал Юру Шульца, и тех, кто продолжал лебезить перед Артом. Леонидас и Фукс из земляческой солидарности примкнули к нам, но целыми днями придумывали хохмы про недальновидность Юры.

Они даже стишок сочинили:

Юра Шульц – отличный парень,
Взял на стрелку нож тупой,
Но мозги в трусах оставил.
Так вали теперь домой!

Стишок подхватили все – и те, кто были за Юру, и те, кто были за Арта, и те, кому было все равно.

Двойная мораль Арта и его приспешников, умудрявшихся одновременно выступать против стукачества и поддерживать оное, не подлежала моему пониманию, но все взрослые поддерживали Арта, и даже Фридочка при всех похвалила его на групповой беседе, сказав, что он мудро поступил, избежав физического насилия.

Арт цвел и пах, рядом с ним пахла и цвела Аннабелла, а Юра чах, потому что его донимали постоянными беседами, заседаниями и разбирательствами со всеми начальниками, директорами и директорами начальников, коих в Деревне Сионистских Пионеров было немало, а над ними возвышалось управление программы “НОА”.

– Лучше бы они меня сразу выгнали, чем терпеть эту неизвестность, – в отчаянии сказал нам Юра за ужином. – Мои родители с ума сходят, думают, что Израиль превратил меня в криминала.

Мы теперь всегда ели за одним столом.

– Они тебя не выгонят, – уверенно заявил Натан Давидович в десятый раз.

– Откуда ты знаешь? – в десятый раз спросил Юра, ковыряясь вилкой в яичнице, потонувшей в масле.

Ежевечерний молочный рацион, состоявший из желтого сыра, брынзы, соленого творога “Коттедж”, яиц вареных, яиц жареных, квелых помидоров, отмороженных огурцов, хлеба и розовых йогуртов “Бадди”, совсем еще недавно казавшийся мне раем вегетарианца, настолько осточертел, что я принялась мечтать о бабушкиных рыбных котлетах под малиновым соусом, которые она готовила на именины, годовщины и День Победы.

– Они сотрясают воздух для устрашения и профилактики драк среди учащихся, но выгонять тебя не станут, потому что это подорвет репутацию программы “НОА” в Деревне, – в десятый раз ответил Натан. – Это же очевидно, что больше, чем о нас, они заботятся о хваленом имени лучшей школы в программе, в Израиле и во всем мире вообще. Потерпи еще немного. Поверь мне: они помашут кулаками, и все забудется.

Я Натану не поверила и решила вместо того, чтобы сидеть сложа руки, ожидая у моря погоды и милостей от природы, написать Антону Заславскому душераздирающее письмо, так как мне казалось, что декан программы “НОА” являлся главным начальником всех начальников, а в подобных случаях следовало сразу же обращаться к высшей инстанции, тем более такой распрекрасной, как этот человек.

В тот период мне много чего казалось.

Уважаемый Антон,