Йерве из Асседо

Зато кругом был Иерусалим. Нескончаемый, протянувшийся на все четыре стороны белесыми рукавами. Удушающий мертвый город со своими набившими оскомину тремя религиями, который не могли оживить даже шумные центральные улицы, по которым все еще пыхтели автобусы и сновали прохожие, гогочущая на площадях, в пиццериях и барах молодежь, местные сумасшедшие и попрошайки, крикливые сефарды в фалафельных, надутые ашкеназы в книжных магазинах и кафе, бородатые люди в черном и тупо хлопающие глазами туристы, неизменно глядящие то в карты, то наверх, вероятно ожидая откровения от блеклого из-за ярких фонарей, тяжело нависшего ночного неба.

В третий раз за сегодняшний день я оказалась на улице Короля Георга. Там ко мне привязалась какая-то бабулька с авоськой на голове и принялась рассказывать, что у нее пятеро больных внуков и поэтому я должна сделать мицву, то есть исполнить заповедь благодеяния и дать ей денег, а она взамен меня благословит и повяжет на руку красную ниточку от дурного глаза. Я сказала, что денег у меня нет и дурной глаз на меня и так положили, так что ниточки меня не спасут. Бабулька мне не поверила и сказала, что молодежь нынче пошла бессердечная и бессовестная и лгать я не должна, а просто вежливо отказаться дать деньги. Я послала ее в баню, то есть к Азазелю, а она плюнула мне вслед и сказала, что все русские – шиксы и гои и благословения не заслуживают. Я тоже плюнула в нее. Я больше не собиралась ни с кем церемониться.

Старушка села на землю и заголосила, указывая на меня пальцем. Вокруг нее столпились какие-то люди, помогли ей встать, укоризненно покачивали головами. От группки отделилась другая женщина, помоложе, и пошла меня догонять, читая на ходу мораль о том, что эта бабулька вот уже двадцать лет тут торгует красными ниточками от сглаза, и все ее знают, и обижать ее некрасиво. Я сказала, что я ее не обижала, это она меня обидела – если бы у меня были деньги, я бы ей дала. Женщина вдруг проявила чудеса гражданского долга и спросила, все ли со мной в порядке и нужны ли деньги мне.

Я сказала, что мне ничего не нужно и пусть она меня оставит в покое. Но она меня в покое не оставила и донимала вопросами, где мои родители и где я живу. Я еще раз попросила ее от меня отвязаться, но с таким же успехом можно было говорить со стенкой. Что-то во мне показалось тетеньке подозрительным, и она спросила, не нужно ли позвать полицию. Я сказала, что не нужно, но тетенька заявила, что все равно позовет, на всякий случай, потому что ей кажется, что я очень плохо выгляжу.

– Оставьте меня в покое! – вскричала я.

Что было неразумным – совестливая гражданка тут же прытко подскочила к телефонному автомату возле парадного магазина, где торговали иудаикой для туристов.

Я не стала дожидаться итогов сего бессмысленного происшествия, на перекрестке свернула на улицу Яффо и помчалась по ней, изредка ныряя в грязные проходы между не менее грязными, пыльными, забитыми всякой никчемной дрянью и старомодной одеждой позапрошлых сезонов магазинчиками, лотками, обувными мастерскими и ателье.

В скором времени выяснилось, что бегу я в сторону центральной автобусной остановки, которая находилась в конце улицы Яффо, на главном выезде из города. Главный выезд – это тот, откуда уезжают в Тель-Авив. По крайней мере, в Тель-Авиве было море.

Периодически я оборачивалась, но полиция меня не преследовала.

Михаль и Асаф не раз рассказывали, как они гоняли в Тель-Авив автостопом, взяв с меня клятву не заикаться об этом их родителям. Это проще простого: проходишь центральную остановку, спускаешься по обочине Первой трассы к карману рядом с бензозаправкой “Паз”, встаешь на краю дороги и вытягиваешь руку.

“Ловить тремпы” – это концептуальное понятие среди израильской молодежи. Им кажется, что таким образом они ломают систему, делаются независимыми – от автобусного расписания, от денег и от родителей. Они в это наивно верят, поскольку никогда не оказывались участниками программы “НОА”.

“Тремп” – это подвозка. Израиль населяют добрые люди. Они всегда друг о друге заботятся, как о членах родной семьи. Приклеиваются к вам как банный лист, и заботятся, и заботятся. У меня семьи больше не было. Ни родной, ни приемной.

Тремпы – это ничуть не опасно, потому что все евреи братья. Но все же тремпы лучше ловить вдвоем или втроем – так спокойнее. Вперед всегда выставляется самая красивая девчонка из компании, а все остальные, толстые там, или очкастые, и тем более пацаны, пока прячутся. Если ты грудастая, длинноногая или одета в мини-юбку, то поймаешь тремп скорее. Потом из-за кустов или из-за автобусной остановки выбегают остальные тремписты, но водитель, будучи человеком совестливым, как все евреи, уже не сможет отказать и возьмет всех. Спереди, как самая привилегированная, всегда садится поймавшая тремп. Еще одно правило гласило, что никогда нельзя садиться в машину к арабам, потому что это действительно опасно. Арабы узнаются легко: у них арабский акцент и громкая арабская музыка в колонках.