Йерве из Асседо

И стремительно вышла из Клуба.

Миша верно угадал. Через несколько минут Арта нашли в бессознательном состоянии в запертом изнутри сарае за курятником. Рядом с ним валялась пустая бутылка “Александрова”, самой мерзкой, по слухам, водки на свете, хуже даже “Кеглевича”. Но еще там была пустая бутылка кока-колы, пустой пакет от чипсов и пустая банка от маринованных огурцов. Наверное, благодаря им Артем Литманович не скончался от алкогольного отравления.

Его тут же переправили в больницу. Машина скорой помощи подъехала прямо к сельскохозяйственной зоне, мигая красными фарами и вереща сиреной. Видать, для пущего устрашения, поскольку никакого транспортного движения, способного ее задержать, в Деревне не было. Растревоженные курицы громко кудахтали и хлопали крыльями, когда Арта выносили на носилках из курятника. Мы стояли и смотрели. Лицо у него было бледно-желтого цвета.

Вечером мы захотели поехать в больницу навестить Арта, но нас не пустили. До конца дня с нами никто из взрослых не заговаривал.

Целый день мы сидели в Клубе тише воды ниже травы и перешептывались между собой, ахая и охая, как бабушки на завалинке. Телевизор смотреть было неохота. Аннабелла листала свои журналы, Алена хмурила брови, Натан Давидович грыз морковку, я – ногти. И всем было ясно, что это еще не главная буря, а только ее предвестник.

К десяти вечера появился Тенгиз, сообщил, что все в порядке, Артем пришел в себя несколько часов назад, его здоровью ничего не грозит, и послал нас спать.

На следующее утро отец Арта, по совместительству частный предприниматель и не то совладелец, не то заместитель директора какой-то колоссальной российской бензоколонки, явился в Деревню из самой Москвы, никого о своем приезде не предупредив, и устроил колоссальный скандал.

Сперва он скандалил с охранником на воротах, отказавшимся впустить на территорию Деревни арендованный черный джип размером со слона, на который потом глазели наши мальчишки. Охранник вызвал по рации Фридмана.

Поняв, о ком речь, Семен Соломонович тут же впустил человека в малиновом пиджаке не по погоде с рисунком змеи на спине, в узких кожаных ботинках и с огромными золотыми часами на запястье на парковку администрации. Об этом нашей группе доложил Никита, который после уроков подрабатывал уборщиком листьев у ограды за драгоценные пять шекелей в час.

Фридман пригласил господина Литмановича к себе в кабинет, но тот отказался и потребовал, чтобы его вели прямиком к главному директору всея Деревни, поскольку не пристало ему разбираться с такой мелкой сошкой, как руководитель заштатной программы “НОА”. Фридман, не повышая голоса, вежливо увещевал господина Литмановича, объясняя, что после четырех часов пополудни директор всея Деревни покидает пост и уходит домой, о чем нам доложила Берта, возвращавшаяся с урока танцев. Но все было тщетным, и человек в малиновом пиджаке продолжал горланисто качать права.

Права господина Литмановича заключались в том, что он деснами бился с одной из главных раввинш Москвы и справлял с ее многочисленным семейством чуть ли не каждую субботу, не говоря уже о праздниках, устраивал у себя дома общинные трапезы, реставрировал за свой счет общинную синагогу, а она, раввинша, в свою очередь водила тесное знакомство с депутатами израильского парламента, то есть кнессета. А это означало, что господин Литманович – высокого полета птица.

Господин Литманович ничуть не был смущен тем фактом, что его слышали проходившие мимо члены педагогического коллектива и ученики, и продолжал, размахивая кулаками, грозиться, что полетят головы с плеч всех так или иначе сопричастных к программе “НОА” в Деревне в частности и в Израиле вообще.

Программа “НОА”, заявлял он во всеуслышание, вовсе не исполняет своих обязанностей перед родителями учеников и самими учениками. Ничего в этой дилетантской программе, в этой кодле крохоборов, в крахе всех его патриотических и сионистских надежд не отличается от порядков прогнившей советчины. Дети тут предоставлены самим себе, пущены на самотек, дедовщина процветает во всей красе и включает поощрение публичных унижений и потакание грубой силе. Вожатые же, вместо того чтобы заниматься подопечными, водят шуры-муры друг с другом во время работы и не имеют ни стыда, ни даже совести. А он, господин Литманович, истинный и подлинный еврей по отцу, по матери и по матери ее матери, отмечающий каждый божий праздник, не кушающий свинину, открывший магазин кошерной жратвы на Большом Спасоглинищевском и жертвующий ежемесячно Сообществу Сионистов кучу бабла, верил же, верил, что в Израиле все по-другому. Как же он заблуждался!