Йерве из Асседо

Эта мысль меня неожиданно оскорбила. А ведь несколько минут назад я была оскорблена мнимым отказом со мной переспать. Я на себя разозлилась – что я за противоречивый человек такой? Потом поймала себя на том, что если он сейчас передумает, я буду рада. Больше, чем если не передумает. И опять разозлилась – я же готова, на сто процентов готова. Надо ловить момент, как тогда с поцелуем, чтобы потом не сожалеть всю жизнь об упущенном. И тут поняла, что сама передумала, хоть и не знала почему. Но сказать об этом стало невозможным, тем более если я не понимала, почему передумала, а без объяснений вдруг менять свое мнение не комильфо. Я же не маленький ребенок, в конце концов. И назло стала сильно целовать Натана в ответ и даже опутала его ногами и изо всех сил их стиснула вокруг его талии. Натан ойкнул и сказал, что я своими акробатическими мышцами его сейчас придушу. Я опять оскорбилась, потому что он этими словами сдул всю мою вновь нахлынувшую инициативу, и опустила ноги.

Мне было неудобно от его острых бедер, и под головой тоже что-то мешало, а о пенисе Натана я старалась не думать. В этот миг было бы лучше, если бы у него не было пениса, как обычно. Я просунула руку под подушку и нашарила какую-то вещь. Вытащила. Перед моим носом оказался зеленый плюшевый заяц с проплешинами.

– Это Бандруевич! – воскликнула я с искренней радостью. – Какой он милый!

Натан издал странный выдох и скатился с меня к стенке.

Мы были голыми сверху. Слишком голыми.

– Не хочешь – так и скажи, – сказал Натан Давидович.

Я ничего не ответила и прижала Бандруевича к своей голой груди.

– Ты сама не знаешь, чего хочешь.

– Я знаю, что не не-хочу.

А еще я знала, что не хочу обижать Натана.

– Достойная мотивация, – буркнул Натан и, кажется, поправил под одеялом свой пенис, но я не уверена.

Ничего остроумного в ответ не придумывалось.

– Комильфо?..

– Ну я не знаю!

– И кто же тогда должен решать? Пушкин?

Захотелось возразить, что Дюк, но я не успела, потому что в дверь громко постучали.

Я натянула одеяло на голову, но все видела, так как оно было в некоторых местах истерто почти до дыр. На пороге стоял огромный бронзовый памятник, с головой, повернутой в коридор, а за ним маячила Алена и отчаянно жестикулировала.

– Ужин, Натан Давидович, – сказала статуя голосом Тенгиза, – ты опаздываешь. Сегодня жареная рыба. Вкусная, мамой клянусь. Как ты любишь.

Натан спрыгнул с кровати и крикнул:

– Не заходите, я не одет! Шнурки поглажу и бегу!

Не помню, когда в последний раз я была так рада ужину.

Глава 30 Пропавший

Бесцветную и депрессивную зимнюю полосу безвременья учеников программы “НОА” нарушила череда событий, снова приведших к большому взрыву.

Все началось с того, что Арт совершил очередную отчаянную попытку наладить отношения с Аннабеллой, вероятно не найдя лучшего способа исправить свою безнадежно испорченную репутацию.

Аннабелла в ту пору сильно заинтересовалась кулинарией, поскольку на нее произвел неизгладимое впечатление помощник повара, араб из Бейт-Цафафы, во время дежурства на кухне похваливший ее ухоженные руки, и послала Арта на виду у всех в Клубе, заявив, что он и в подметки не годится жарким восточным мужчинам и как она вообще могла снизойти до него, хилого и малолетнего, какая роковая ошибка, и пусть все знают, что в постели он ничего не стоит.

Видимо, это было последней соломинкой, сломавшей спину верблюда.

Арт сильно побледнел и по старой привычке поискал взглядом поддержки своих соседей по комнате, Никиты и Марка, но те давно публично притворялись, будто с ним незнакомы. Затем Арт с мольбой посмотрел на Мишу из Чебоксар, но тот был занят футбольным матчем, который показывали по телевизору, и никакого внимания на происходящее не обращал. И вообще с некоторых пор Миша и Юра Шульц, проживавшие по некой ошибке природы и воспитателей в одной комнате, завели дружбу на почве компьютерных стрелялок.

Чтобы сохранить последние остатки достоинства, Арт громко заявил, что Аннабелла – шалава, что каждый, кто хочет, может ее поиметь, включая вонючих арабских поваров на кухне, и что вся наша группа – конченые ублюдки и даже кое-что похуже, и что мы все поплатимся за то, как мы с ним обращались. Встал и вышел из Клуба. Никто и бровью не повел.

Пошла вторая половина футбольного матча, закончилась, били пенальти. Потом начались дебаты, на какой канал дальше переключать: девочки хотели в сотый раз смотреть “Красотку”, а пацаны – “Терминатора”. Страсти разгорелись.

Натан Давидович предложил проголосовать, чтобы принять демократическое решение, но его тут же послали все остальные носители пенисов, справедливо заметив, что девочек в группе больше, чем мальчиков, и этот статистический факт аннулирует демократичность решения.

Поднялся переполох.