Иерусалимский ковчег

— Что ты такое себе вообразила? — я заставил себя улыбнуться и подошел к постели, сжимая в руках красивую коробку из-под конфет. — Конечно, нет! — солгал я как можно правдоподобнее. — Скоро приедет доктор, — добавил я. — И все наладится, — я взял ее влажную, горячую руку в свою ладонь, девушку бил озноб, и она корчилась от боли. — Ты поправишься, — сказал я ей искусственно бодрым голосом. Она мне, разумеется, не поверила.

— Вы такой добрый, — прошептала Катюша. — Позаботьтесь о Мире, — попросила умирающая. — Она вас так любит.

Я кивнул ей в ответ, и она мне улыбнулась вымученной улыбкой. Индианка сделала вид, что не расслышала ее слов.

— Ты мне лучше скажи, кто тебе это лакомство приподнес? — поинтересовался я у нее. — Не твой ли поклонник?

Лицо Катюши сделалось совсем серым, она сглотнула ком в горле и произнесла с горечью:

— Он, а кто же еще?

— Ты чем-то могла ему навредить? — поинтересовался я, рассматривая коробку, на дне которой остались лежать две нетронутые конфеты. Я мысленно гадал, чем они были начинены. У меня появилось подозрение, что девушку отравили мышьяком.

— Не знаю, — прошептала она и снова со стоном откинулась на подушки. Я понимал, что ей делается все хуже.

— Куда же запропастился Лунев? — воскликнул я. Мира бросила на меня печальный взгляд, который говорил, что все мои надежды напрасны.

— Как его зовут? — я снова обратился к больной.

— Кондратий Артемьевич, — сказала она.

«Так кто же: Кондратий, Данила или Созон?» — пульсировало в моем мозгу.

Кому-то, Матвею, Ивану или Катеньке, предатель вымышленным именем отрекомендовался!

— Расскажи мне, пожалуйста, как ты со своим милым другом познакомилась, — мягко попросил я Катюшу.

— Случайно, — сказала девушка. — В парке.

В чем-в чем, а в случайности этой встречи я был абсолютно не уверен.

— Он часто расспрашивал обо мне?

Катюша задумалась, а потом ответила:

— Пожалуй что да! Неужели? Так вы считаете, что это он меня?.. Не может быть!

Я сделал вид, что не расслышал ее вопроса, и снова начал ее расспрашивать:

— Был ли у него на шее шрам от петли?

— Был, — сказала Катюша. — Он говорил, что его однажды пытались убить и ограбить.

— Любопытно, — заметил я. — В его поведении ты не заметила ничего странного?

— Я не знаю, — девушка снова застонала от боли.

— Довольно, — взмолилась Мира. — Яков Андреевич, вы истязаете ее!

— Наверное, ты права, — сказал я со вздохом.

— Не знаю, поможет ли это вам, — сказала Катя, когда боль отпустила ее. — Но однажды он обронил записку, она выпала из кармана его сюртука. И мне стало любопытно, я не удержалась и прочла, а потом устроила ему сцену ревности.

— Что это была за записка? — насторожился я.

— Письмо от дамы с подписью Л. Л., — сказала Катя. — Женщина уведомляла его, что им необходимо встретиться, и она будет ждать его у господина Прокофьева на рауте.

«Ах, вот оно что, — подумал я. — Господин Созон, или как его там, Кондратий собирался на встречу к этой самой Лидии Львовне, о которой упоминал Ксешинский! Встреча, по всей видимости, носила характер особо важный и должна была состояться в глубокой тайне. До того особенной была эта встреча, что убийца пошел на риск и решил избавиться от своей наивной осведомительницы, лишь бы мне не стало от нее об этой встрече известно! Только вот немного не рассчитал, то ли с дозой вышла ошибка, то ли девушка оказалась крепче, чем он предполагал, но ей удалось-таки прожить вплоть до самого моего возвращения. А на рауте-то он, по-видимому, и передал красавице письма!»

В комнату вошла притихшая Саша с опухшим от слез лицом.

— Господин Лунев приехали, — сообщила она.

Вслед за ней в комнату своей обычной бодрой походкой вошел мой старый товарищ.

— Что стряслось? — спросил он с порога. — У больного задержаться пришлось, — оправдывался Алешка. — Горячка, тяжелый случай!

— Сам смотри, — сказал я ему и пропустил к постели умирающей.

Лунев подошел к Катюше с саквояжем под мышкой, поставил его на круглый столик и приступил к осмотру больной. Потом он вытащил из него какую-то склянку с лекарством. Усталая Мира подала ему с подноса серебряную ложку. Он накапал в нее микстуру и сказал Катюше, чтобы она еще чуток потерпела, а потом станет полегче. Она послушно выпила содержимое ложки и снова провалилась в какое-то забытье.

— Пойдем-ка поговорим, — сказал мне Лунев, и мы оставили Миру в одиночестве ухаживать за больной, так как Саша тоже куда-то вышла.

Стоило мне прикрыть дверь спальни, как Леша набросился на меня с упреками:

— Чего же вы ждали столько времени?

— Не горячись, — сказал я ему. — Девушка ни на что не жаловалась, а когда все открылось, видимо, стало уже поздно! К тому же, я был в отъезде, — добавил я. — А что, она безнадежна?

Лунев вздохнул:

— Совершенно!

— А что за лекарство ты дал Катюше? — поинтересовался я.

— Обезболивающее, — ответил Алешка. — Теперь она не будет так сильно мучиться.

— Катя отравлена? — высказал вслух я свое предположение.

— По-моему, да, — мрачно сказал Лунев. — Не в тебя ли метили? — догадался он.

— В некоторой степени.