Идиот нашего времени

В конце концов вся эта нелепица перемололась, за пару месяцев улеглось, и неловкость прошла. Может быть, осталось немного горьковатых крупиц, но вот уже что-то похожее на прежнюю взаимную доброту, которая устанавливается между хорошими коллегами, вернулась к ним. Хотя, конечно, на стройке Сошников больше не появлялся. И жестом это не выглядело нисколько. Просто он перестал испытывать потребность загонять самого себя. И с женой, кажется, стало налаживаться — их общее знание будто отодвинулось в темный угол, так что Сошникову вернулось даже что-то похожее на ровное расположение духа. А вскоре и работа с рекламированием Центра и поиском спонсоров закончилась, смета была закрыта. Разговоры в редакции только о том и шли, что строительство близко к завершению. Сошникову на глаза попадались в газете фотографии Центра, но он особенно не всматривался, он к этому времени уже писал пустячные рекламные статейки, какими были переполнены все газеты области, а соответственно и заработки его снизились раза в четыре. Жизнь возвращалась в прежнее русло.

Но вот что он с удовольствием отмечал, так это то, что тепло в этом году держалось до конца ноября и обещало перевалить на декабрь. Вместо снега на черных размокших городских клумбах осенние цветы принялись распускать свои синие и фиолетовые неброские бутончики, как-то пасмурно сливаясь с дождливым пейзажем города и с серым небом. А к добру ли все это было, никто не ведал.

В один из таких непроницаемо пасмурных дней Сошников оказался недалеко от Преображенской улицы. Его стало подмывать пройти тот небольшой квартал, который отделял его от недавнего прошлого. Он самому себе говорил, что делать там нечего, хотя и можно было одним глазком взглянуть на то, что там нагородили «горе-строители». Исключительно, чтобы потешить любопытство… И пока он так рассуждал, пока тянулись те сорок минут, которые он вынужден был ждать до открытия одной из чиновничьих организаций, куда нужно было идти за интервью, ноги его непринужденно сами шествовали в нужное место. Благо и дождя не было и топать вот так, задумавшись, в полном безделье по мокрому асфальту было даже приятно.

Он прошел многолюдный перекресток, повернул на ту улицу, где возвышался внушительный банк сплошь в сверкающих черных стеклах, таких же тонированных, как и в припаркованных автомобилях трудившихся в этом банке процентщиков. Еще немного и по левую руку открылась старая ухоженная церковка, и уже за ней Сошников будто оказался в маленьком уголке Дании. На месте старого дома красовался нерусский урбанизированный трехэтажный терем сытого бюргерского вида — лимонные стены, пластиковые ряды окон, готовая вспорхнуть крыша, укрытая металлочерепичными крыльями. На мгновение показалось, что чердачное окошко, примостившееся на крутом скате, сейчас откроется, из него выглянет аккуратная Герда в современном деловом костюме и белой блузке, с сотовым телефоном, вместо корзиночки с цветами, в одной ручке, а другой ручкой издали помашет делопроизводителю Каю, выглядывающему из верхнего окна банка.

Не было ни чудовищных сараев перед домом, ни корявых, уже лет пятьдесят как бесплодных яблонь, ни канав, ни троп в колдобинах, ни зарослей бурьяна, ни уличного сортира, ни груд мусора… Перед фасадом удобная парковка под барочными фонарями, выложенная декоративной плиткой; красивые низкие бордюры под гранит; небольшой скверик — с двумя под то же барокко лавками, с такими же фонарями возле каждой; газоны с вспухшей землей. Несколько можжевельников, воткнутых в черную землю, вероятно, совсем недавно. Территория была огорожена довольно высокой, похожей на старинную, черной витиеватой решеткой, точно как вокруг храма, на который теперь и открывался вид. Немного все аляповато, но на неискушенный взгляд человека родом из хрущобной совдепии, все равно чинно. И только на задворках угадывалось прежнее, там, где громоздились старые дома, но теперь и эти дома еще дальше сдвинулись в блеклое умирающее прошлое.

Сошников скорее машинально ткнулся в небольшую кованную калитку. Оказалось заперто — судя по массивной железной коробке, приваренной к стояку, на автоматический засов. И тут же в доме отворилась дверь с тонированным стеклом, вышел пожилой охранник в черной униформе, вероятно до этого наблюдавший за Сошниковым, прошел через дворик, но, не доходя нескольких шагов, наверное, по растерянности посетителя почувствовав необязательность визита, остановился, выдержанно спросил на милицейский манер, в чем сразу и угадывался бывший сотрудник:

— Я вас внимательно слушаю, уважаемый?

— Да в общем-то я так… — оправдывающимся тоном сказал Сошников. — Я участвовал в проекте… И вот, хотел посмотреть, что получилось.

— Да пожалуйста, смотрите, — изобразив равнодушие, сказал охранник, развернулся, ушел в дом.

Сошников, впрочем, ожидал что-то подобное. Хмыкнув, он пошел прочь.