либо самостоятельное развитие лабораторного оборудования (тезис
Коллинза), либо автономное развитие физического теоретического
мышления (тезис Степина). Интересно и поучительно было наблюдать,
как Степин, опираясь на свою бесспорную эрудицию в истории
физики, одолевал своими аргументами Коллинза. Это была
интеллектуальная дуэль на самом высоком уровне, и я испытал вполне
патриотическую гордость, видя как наш отечественный философ,
пусть и на своем «поле», опрокидывает фактической и логической
аргументацией возражения звезды американского интеллектуального
мира — Коллинза, который ведь во многом использует стратегию
«собирателя сливок» и иногда поддается авторитету своих источников.
Вопрос странный. Если внимательно прочесть
методология прекрасно работает как для интеллектуалов Древней
322
Греции и Китая, для немецких идеалистов, французских просветителей
и экзистенциалистов, так и для таких экзотических для нас
философских традиций, как японская, арабская и еврейская.
С чего бы это вдруг для России она перестала работать? Может
быть, для российских философов не имеют значения эмоционально
насыщенные ритуалы (дискуссии)? Связи личных знакомств?
Разделение на фракции? Стремления к достижению высокой
репутации? Связи учитель—ученик? Перестройки интеллектуальных
сетей? Сдвиги в организационной основе философского творчества
(кто, где и за что получает заработную плату)? Обнаружение глубоких
затруднений?
Все это, бесспорно, имеет место быть и в наших палестинах, а
значит, и подход Коллинза вполне релевантен. Попытки его применить
уже делались, но, к сожалению, пока без достаточной систематичности
и основательности.
Сразу оговорюсь, что не являюсь экспертом в правовых вопросах.
Содержание преступного деяния описывается в данной статье
таким образом: «Действия, направленные на возбуждение ненависти
либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы
лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения,
отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо
социальной группе, совершенные публично или с использованием
средств массовой информации».
Известны неоднократные злоупотребления этой статьей, когда под
нее подводили общественную критику (как правило, справедливую, но
ведь это здесь неважно!) начальников, чиновников, милиционеров-
полицейских, прокуроров, судей, ФСБ-шников и т. п. Очевидна
необходимость четкого закрепления в законе отличий критики (всегда
законной и необходимой) от «возбуждения ненависти либо вражды, а
также унижения достоинства человека». Есть ситуации, когда не
только критика, но и гневные негодующие высказывания, даже
ругательства никак не могут быть основанием для применения такой
статьи. Вот, допустим, ОМОНовцы бьют дубинками по головам
мирных демонстрантов, ломают им руки, топчут упавшую женщину.
Видя это, нормальный человек вполне может воскликнуть что-нибудь
типа: «Негодяи! Гады! Не смейте трогать! и т. п.». И что теперь —
тащить такого человека в кутузку, давать ему срок за то, что он
«унизил достоинство» или «возбудил ненависть» к этим ОМОНовцам
как «социальной группе»?
323
Вот такого рода вопросы точно нуждаются в нормальной
правовой проработке, тогда как вопрос о различении между
«свободой воли, свободой мысли и свободой слова»
представляется мне сейчас пустой и устаревшей схоластикой.
В провинции уровень преподавания философии и
философского творчества представляется весьма низким. На
философских конгрессах доля невежд и чудаков, мнящих себя
светочами мысли, скандально велика. После
Конгресса в Новосибирске (август 2009 г.) я написал про это в «Вестнике
РФО» полушутливую заметку
университетских центрах провинции (Новосибирск, Томск,