Совмещать упорные попытки прорваться в «столичные» издания с
учреждением своих журналов и книжных серий (п. 6), в которых
совмещать переводы новейших работ и обзоры достижений из
«столиц» (п. 1) с результатами местных исследований, выполненных
по «столичным» стандартам и отвечающих как на горячо обсуждаемые
проблемы и темы, так и на новые собственные, обнаруженные в своих
исследованиях и спорах глубокие затруднения (вызов со стороны
просвещенного «туземства);
Накапливать собственный арсенал подходов, идей, понятий, теорий,
превращая его в конкурентное преимущество при решении, а затем и
постановке проблем передового фронта (пункты 2–4);
Освоив главные столичные достижения, смело браться за самые
трудные проблемы, заявлять о новых проблемных областях и
«глубоких затруднениях», тем самым вовлекая столичных коллег
в «игру на своем поле» (пункты 9, 12).
Здесь должна идти речь о широких программах стажировок
молодых отечественных ученых в ведущих мировых центрах, а также
об активном привлечении иностранных ученых, преподавателей,
стажеров, студентов в российские центры науки и образования,
поощрении совместных программ обучения и исследований. Такой
тезис может показаться странным («нам самим не хватает ресурсов,
тем более, в условиях текущей реформы академической науки»), но
речь здесь идет вовсе не о перераспределении дефицитных финансов, а
об императиве открытости и повышении привлекательности
отечественных интеллектуальных центров.
Вообще, здоровый современный национальный интеллектуальный
центр в идеале должен быть в значительной мере международным — с
большой долей меняющегося состава иностранных приглашенных
исследователей, заинтересованных стажеров. Это никак не подорвет
российские научные школы, а только увеличит их силы, престиж и
287
привлекательность. Дилемма между «провинциальной наукой» и
«туземной наукой» будет разрешена, если российское социальное
познание сумеет осознать и вести себя как наука, бросающая вызов.
288
самосознания интеллектуалов в мировой истории
университета Рэндалла Коллинза — является крупным событием
мировой мысли на рубеже XX и XXI веков.
В первую очередь, это громадный компендиум по главным
мировым философским традициям на протяжении 25 столетий.
Детально проанализированы древнегреческая и эллинистическая,
древняя и средневековая китайская, древняя и средневековая
индийская, средневековая японская, еврейская и арабская
философские традиции, европейская традиция периодов
Средневековья, Нового Времени, XIX века. XX век представлен
анализом неопозитивизма и Венского кружка, немецкой и
французской экзистенциальной философии, англо-американской ветви.
Кроме этого, развитие философского мышления представлено
в контексте смежных интеллектуальных традиций богословия,
естествознания, математики и логики, с особым вниманием на
структурные факторы внешнего социального контекста.
При всем этом главную ценность книги представляет не эта
экстраординарная широта охвата (которая не является редкостью
в энциклопедических изданиях по истории философии, особенно
в немецкой и английской традициях), но целостность и глубина
теоретического видения, социологическая проницательность, обилие
новых нетривиальных концептуальных моделей, причем
подкрепленных детальным сравнительно-историческим анализом.
Когда
настоящему освоена интеллектуальным сообществом, что-то очень
существенное изменится в характере философского мышления.
Произойдет своего рода социологическое взросление философов и
философии, так что прежние способы интеллектуального поведения
покажутся новым поколениям если не наивными, то, по крайней мере,
79 Вступительная статья к книге: Коллинз Р. Социология философий:
глобальная теория интеллектуального изменения. (Пер. с англ. Н. С. Розова
и Ю. Б. Вертгейм). Новосибирск: Сибирский хронограф, 2002. (1280 с.)
С. 7-31.
289
принадлежащими
уже
прошедшей — «социологически
дорефлексивной» эпохе.
* * *
Рэндалл Коллинз (р. 1941 г.) вырос в семье американского
дипломата (в связи с этим в детстве провел несколько лет в Москве),
получил престижное образование в Гарвардском университете
(1959—1963 гг.), где как раз преподавали непосредственные ученики
Питирима Сорокина. Большое впечатление на Коллинза произвели
лекции Т. Парсонса, особенно о подходе Макса Вебера к анализу
мировых религий, о теории символов и социального членства у
Дюркгейма. Здесь же Коллинз изучает философию, знакомится с
Куайном, слушает лекции П. Тиллиха. В это время в Гарварде вел
сравнительно-исторические исследования аграрных революций
классик исторической социологии Баррингтон Мур. Среди
гарвардских психологов внимательно изучались труды