Идеальный выбор

Марте и Джеймсу о новом этапе в своей карьере София не доложила. Не обладая ни напором, ни политическим лексиконом, чтобы вступать в дебаты, она предпочла не рисковать. Соседям было сказано, что она ставит танцы в клубе, и оба втайне поздравили себя с тем, что посеяли в ее душе благие семена: София, по их мнению, пыталась вырулить со стези стриптизерш. София с удовольствием объяснила бы Марте и Джеймсу, что именно злобный эксплуататор Денни нашел выход из тупика, в котором она оказалась, но тогда пришлось бы рассказать им всю правду. Их по-соседски сдержанные, но самодовольные улыбки стали тем убытком при совершении сделки, с которым она была готова мириться. Пока.

Зато Габриэль знал, что происходит. Прикидывая, что он думает по этому поводу — наверняка какую-нибудь гадость, — София перебрала немало неприятных вариантов, но так и не смогла вообразить, как же именно он отреагирует. Она не знала, как заговорить с Габриэлем о новом танце, и потому затаилась. Три ночи подряд она едва удостаивала его парой слов, в изнеможении падая в постель, и, просыпаясь, радовалась, что его нет рядом. Однако утром того дня, когда новый номер предстояло вынести на суд Денни и других танцовщиц, точно в тот момент, когда сомнения Софии достигли пика, Габриэль осведомился насчет ее деятельности. Он был ангелом, но это не мешало ему временами проявлять бестактность, как и любому простому смертному.

Они лежали в постели, его неосязаемая кожа тихонько дышала за ее спиной, София почти засыпала — самое время выпасть из сознания, пока яркий утренний свет не атаковал занавески и пока Габриэль согревает и охраняет ее тылы. Его губы касались ее соломенных волос с отросшими за два месяца темными корнями — клиенты упивались воспоминаниями о Дебби Харри, и София забыла за ненадобностью дорогу в парикмахерскую.

— Я видел, как ты вчера репетировала.

Ее словно вытряхнули из сна. Внизу живота, там, где ребенок, заныло от страха. Как он отнесется к этой затее — раз, и как оценит ее профессионализм — два. Сплошные нервы.

— А… Где?

— В клубе. Перед началом твоей смены.

Еще один повод для страха с тех пор, как прозрела Марта.

— Тебя кто-нибудь видел?

Он легонько пошевелился.

— Нет. Разумеется, нет. Я сидел сзади. В темноте. К тому же твои коллеги не слишком восприимчивы. Наркотики и алкоголь заглушают их интуицию.

— Верно.

Пауза длилась слишком долго. Софии хотелось, чтобы ему понравился номер, и она злилась на себя за то, что нуждается в его одобрении. За то, что вообще нуждается в одобрении, а в его особенно. Вроде бы ей ни к чему, чтобы Габриэль считал ее хорошей девочкой. И тем не менее она этого хотела. Ожидание затягивалось. Густая тишина звенела, как крик, напряжение охаживало их тела мотыльковыми крыльями. В конце концов София не выдержала:

— Ну и?..

— О чем ты?

— Что ты думаешь?

Льдина между ними с хрустом треснула, возникшая полынья стремительно ширилась. Он в бешенстве, она это чувствует. Ему противны и сама идея номера, и ее танец. Ни выступление, ни танцовщица ему не нравятся. И сейчас он разразится нудными затасканными штампами, и это будет невыносимо. Хотя, наверное, ничего другого от ангела и нельзя ожидать. Господи прости, но она не желает выслушивать от Габриэля благолепную чушь в духе вышибалы Джозефа. София ощетинилась, готовясь к отпору, захлопнула за собой дверь из холодной стали. Ставни закрыты, ей страшно. Но еще сильнее ее гнев, хотя Габриэль до сих пор не произнес ни слова.

— Блин, ну скажи наконец что-нибудь!

— Хм… У твоего танца определенно имеются исторические прецеденты.

— Что?! Ты о чем?

— Танец беременных женщин. Очень полезно для здоровья. Прятать женщин от посторонних глаз, когда у них живот начинает расти, — относительно недавняя практика.

— Вот как…

— На самом деле это началось в викторианские времена. Во многих культурах считалось очень важным хорошенько разглядеть беременную, дабы удостовериться, что дела в сообществе идут хорошо. В некоторых местах этот обычай до сих пор сохранился, хотя, конечно, излишне ханжеское западное общество предпочитает на беременных не смотреть.

— Разве что на журнальных обложках.

— Точно.

— Выходит, то, что я делаю, антропологически корректно?

— Наверное. Почему нет? А ты чего от меня ожидала?

София перевернулась на спину, поерзала на матрасе, подвинула Габриэля, укладывая поудобнее себя и выпяченный живот.

— Ну, не знаю. Ты мог бы заявить, что я эксплуатирую свою беременность. Зарабатываю на нерожденном ребенке.

Габриэль, приподнявшись на локте, перебирал пальцами ее отросшие двухцветные волосы и довольно улыбался.

— А зачем мне делать какие-то заявления? Ты сама все сказала.

— Значит, ты думаешь, что это плохо?

— София, — вздохнул Габриэль, — что ты сама думаешь?

София нахмурилась:

— Не знаю. По-моему, все нормально. Мне нравится. Нравится танцевать. А еще больше — ставить танец, интересно быть хореографом. По-моему, нашей клиентуре тоже понравится. А Денни тем более. И по-моему, я хорошо поработала.

— Действительно хорошо.

София помолчала, нервозность премьерши пошла на убыль.

— Правда?