— Он прав, — сказал Бразерхуд, щелкая затвором. — Слово «патриотизм» в наши дни превратилось в ругательство.
Том пустил мишень и смотрел, как она закрутилась и рассыпалась в прах от прекрасного попадания дяди Джека.
— Вообще-то он не о патриотизме говорил, — пояснил Том.
— Да?
— По-моему, он хотел сказать, что если мне плохо, то мне надо бежать. И в письме он это говорил. Словно бы…
— Да?
— Словно бы он советовал мне сделать то, что он не сделал сам, когда учился в школе. Немножко это странно.
— По-моему, ничего странного в этом нет. Просто он проверяет тебя, и все. И говорит, что если ты мечтаешь о побеге, то дверь открыта. По твоему рассказу судя, это выглядит скорее как проявление доверия. Ни у кого из мальчиков нет такого отца, Том.
Том выстрелил и промахнулся.
— А, строго говоря, о каком письме речь? — спросил Бразерхуд. — Я думал он приезжал и повидался с тобой.
— Это так. Но еще он и письмо написал. Очень длинное письмо. И я подумал, что это странно, — не удержавшись, опять повторил Том новое понравившееся ему словечко.
— Ну ясно. Он же был расстроен. Что ж в этом такого? Его старик умирает, и он садится и пишет письмо сыну. Можешь гордиться — хороший выстрел, мальчик мой. Хороший выстрел.
— Спасибо, — поблагодарил Том и с гордостью проследил, как дядя Джек делает запись, отмечая счет. Счет всегда отмечал дядя Джек.
— Но в письме этого не было, — смущенно сказал Том. — Он не был расстроен. Он был доволен.
— Он так написал? Неужели?
— Он написал, что дедушка искорежил в нем его добрые чувства и что он хочет сам искорежить эти чувства во мне.
— Так проявилось в нем расстройство, — невозмутимо заявил Бразерхуд. — Кстати, папа говорил когда-нибудь о тайном убежище? Тихом месте, где он мог бы обрести столь заслуженный им покой?
— Да нет…
— Но у него есть такое место, правда ведь?
— Да нет…
— Где же оно находится?
— Он сказал, что я не должен никому говорить.
— Тогда не говори, — отрезал дядя Джек.
И после этого ни с того ни с сего разговор об отце стал настоятельной потребностью и необходимым признаком демократического подхода школьного старосты. Мистер Керд говорил, что долг воспитанных людей жертвовать тем, чем они дорожат в жизни больше всего, а Том любил отца до самозабвения. Он ощущал на себе пристальный взгляд Бразерхуда и был доволен тем, что заинтересовал его, хоть этот интерес не производил впечатления очень уж одобрительного.
— Ведь вы знакомы с ним очень давно, дядя Джек, правда? — спросил Том, залезая в машину.
— Если тридцать пять лет считать давним сроком.
— Да, это давно, — сказал Том, которому и неделя казалась порядочным сроком. В машине ветра совершенно не чувствовалось. — А если у папы все в порядке, — сказал Том с деланной развязностью, — то почему его разыскивает полиция? Вот что я хотел бы знать!
— Будешь гадать нам сегодня, Мэри-Лу? — спросил дядя Джек.
— Сегодня не буду, милый, я не в настроении.
— Да ты всегда в настроении, — сказал дядя Джек, и они оба громко расхохотались, а Том покраснел.
Мэри-Лу была цыганкой, так сказал дядя Джек, хотя Тому она показалась больше похожей на пиратку. Она была толстозадой и черноволосой, с густо накрашенным ртом, от помады казавшимся еще больше — вот так же рисовала себе рот помадой фрау Бауэр в Вене. Она пекла пирожные и делала чай со сливками в деревянном павильончике, приютившемся на муниципальном лугу. Том попросил себе яйца всмятку, и яйца оказались очень вкусными и свежими, совсем как в Плаше. Дядя Джек заказал себе чаю и фруктовое пирожное. Он словно напрочь забыл о том, что рассказал ему мальчик, а мальчик был только рад этому, потому что от свежего воздуха у него разболелась голова и его одолевали, смущая его, собственные мысли. Через два часа восемь минут ему предстояло позвонить в колокол, зовущий к вечерне. Он думал, что хорошо бы ему последовать папиному совету и устроить побег.
— Так что ты там говорил насчет полиции? — несколько рассеянно спросил Бразерхуд, когда Том уже давно решил, что дядя Джек забыл его слова или не расслышал.
— Они приходили к Керду. И Керд вызывал меня.
— Мистеру Керду, сынок, — вполне благодушно поправил его Бразерхуд, запив эти слова щедрым глотком чая. — А когда?
— В пятницу. После регби. Мистер Керд вызвал меня, и там был мужчина в плаще. Он сидел в кресле мистера Керда. Он сказал, что он из Скотлэнд-Ярда и ему нужен папа и не знаю ли я случайно, где он проводит отпуск, потому что после похорон дедушки папа взял отпуск, но по рассеянности не сказал никому, где он будет.
— Выдумки? — сказал Бразерхуд после долгой паузы.
— Верно, сэр. Так оно и было.
— Раньше ты говорил «они приходили».
— Я хотел сказать «он».
— Рост?
— Метр семьдесят пять.
— Возраст?
— Сорок лет.
— Цвет волос?
— Как у меня.
— Гладко выбрит?
— Да.
— Глаза?
— Карие.
Это была игра, в которую они раньше часто играли.
— Машина?
— От станции он взял такси.
— Откуда тебе это известно?
— Его привез мистер Меллор. Он возит меня на виолончель и гоняет такси от стоянки, что возле станции.
— Не ошибись, мальчик. Он приехал на машине мистера Меллора? И сам рассказал тебе, что сошел с поезда?
— Нет.