Нате казалось, что она все еще чувствует запах гари. Влажный осенний воздух пропитался сожженными латексом, бумагой, пластмассой. Запах успокаивал. Прошли сутки, а он не выветривался.
Накануне вечером Ната устроила на заднем дворе прощание с прошлым, сожжение мостов, дикий костер. Сначала вынесла все шмотки Дениса – трусы, носки, рубашки, галстуки, трико, футболки, пиджаки и брюки. Все-все тряпье, которое выгребла из ящиков.
Девять одинаковых белых рубашек.
Четыре пиджака серых оттенков.
Шесть брюк.
Пять пар ботинок.
И это только рабочая одежда.
Она всегда твердила, что нужно знать меру, но на Дениса ее уговоры не действовали. Он знал, как правильнее.
Ната сваливала шмотки с какой-то бешеной внутренней радостью. Так радуются разбитой кружке с вишенками на керамическом боку, которую подарила свекровь. Радуются возможности выбраться из тесного купе, в котором ехал десять дней.
Вчера вечером закат полыхал оттенками красного, а на безоблачном небе рассыпались звезды. Наверняка это последние теплые дни осени. Грех не воспользоваться.
Она заталкивала одежду в жестяную бочку, где Денис обычно сжигал опавшие листья.
В тихом и пустом доме Ната сходила с ума. Весь день она провела в «ламповой» комнате в компании с бутылкой текилы, привезенной из Англии. Уникальный вкус, куча денег на ветер, да, да, да – а когда глотаешь из горла, спирт спиртом.
Пару раз Нату тошнило. Она бежала к туалету и выплескивала горечь текилы вместе с горечью воспоминаний. Потом возвращалась к папкам с распечатками и алкоголю. В стотысячный раз перечитала статью о гибели Подольской. Водила пальцами по фотографии сгоревшей кондитерской. Порывалась открыть одну из папок любимой писательницы. А потом решила сжечь прошлое.
Галстуки. Поло. Джемперы. Кепки. Сверху положила любимые черные очки Дениса. Принесла из подвала жидкость для розжига, обильно полила. В ноздри ударил въедливый запашок. Подлила сверху остатки текилы и швырнула пустую бутылку в кусты.
Чиркнула спичкой. Взметнувшиеся языки огня слились с красками заката. Одежда горела быстро, а Ната бегала к дому и обратно, приносила охапками все, что принадлежало умершему мужу, кидала в огонь, придавливала кочергой.
Книги. Журналы. Запонки. Игровая приставка с джойстиками. Порножурналы. Коллекция зубочисток со всего света.
Она не заметила, как солнце закатилось за крыши домов. Теперь свет исходил только от костра – яркий, насыщенный, дикий. Казалось, что кроме костра больше в мире ничего нет. Ната подкармливала огонь, пока не обнаружила, что из вещей Дениса остался только велосипед.
Пахло гарью и пластмассой. Не нужно было швырять в костер игровую приставку. Она плохо горела и шумно потрескивала.
Потом Ната принесла коробку с «безделушками». Это была ее коробка. Личный опыт сексуального раскрепощения. Тщательно подобранные игрушки, уже не нужные и даже лишние. Она высыпала в огонь фаллоимитаторы, страпоны, кожаные маски и костюмы, мастурбаторы и латексные перчатки, анальные шарики и веревки. Огонь с жадностью принял угощение. Необычное зрелище – то, как плавится тридцатисантиметровый член. Денис был хорош в постели, тут не поспоришь, но даже он не мог соревноваться с этой никогда не унывающей штуковиной.
Ната смотрела на огонь, пока тот не зачах. Только тогда поняла, что волосы и одежда пропахли дымом, вернулась в дом и долго мылась под душем, соскребая с себя прошлое. Кое-где на коже проступила кровь, но ей было наплевать.
Она уснула в комнате на первом этаже, свернувшись на крохотном диванчике для гостей, проснулась нетрезвая и разбитая и почти сразу же откупорила бутылку ликера – тоже какого-то коллекционного, несомненно, редкого и очень дорогого. Денис любил покупать дорогой алкоголь, потому что все богатые люди его покупают. Гости должны видеть красивые бутылки, этикетки с надписями не по-русски, и восхищаться правильным выбором. Но он даже не знал, зачем добавлять в виски содовую.
Показная идеальность. Этим Денис и отличался от Наты. Насквозь искусственный лгун.
Запах гари не исчез. Кажется, он стал еще сильнее.
Ната пила ликер, пока не почувствовала острое желание выговориться. Тогда она поехала к Римме Ивановне. После смерти Дениса она бывала в доме писательницы чуть ли не каждый день.
Машина на выезде вильнула, задний бампер чиркнул по краю ворот. А и плевать. Ната была уверена, что пешком не дойдет, слишком уж пьяна. Поэтому что? Поэтому машина не роскошь, а необходимое средство передвижения. В районе Эльдорадо ни один полицейский не остановит «лексус» Наты. Все здесь знают ее отца. Хорошо быть ячейкой богатого общества.
Запах гари преследовал даже в гостях.
Ната спрашивала:
– Вы не ощущаете? Пахнет как будто пластмассой или горелой резиной. Неужели это латексный член до сих пор горит?
Римма Ивановна не ощущала.