Идеальность

Очнулся в помещении. Куда-то его уже перенесли. Было тепло. Кто-то (конечно же, Ната!) уложил его на бетонный пол и прикрыл до пояса старым драным одеялом. Пашка сразу заметил дверь, потому что сквозь узкую щель проникал густой оранжевый свет, рассеивающийся по пыльному полу. Когда глаза привыкли к полумраку, он смог различить множество картонных коробок. Из некоторых вывалилось содержимое: книги, одежда, пустые бутылки и прочий разнообразный хлам, который обычно убирают в подвал, чтобы забыть навсегда. Тут же лежали мешки с цементом, осколки кирпича, куски линолеума.

У одной из стен тихо гудели два старых холодильника. Когда они синхронно замолчали, стало слышно, что над головой кто-то ходит. Донесся приглушенный голос. Скрипели половицы.

Что это за дом, интересно? Куда его привезли?

Осторожно, чтобы не вызвать очередную волну боли, Пашка нащупал стрелу в области живота. Острый конец торчал справа сбоку, распоров кожу. Ранение точно не смертельное. Вот только вряд ли кто-то повезет Пашку к врачу в ближайшее время…

Дверь приоткрылась, впуская густой свет, и вошла Ната. Черные очки, на голове – платок, скрывающий волосы, платье помятое, с пятнами крови. В руках Ната держала пластиковый контейнер.

– Очнулся?

– Смотря для каких целей интересуешься… – с трудом выдавил он. Казалось, звук голоса сдирает кожу внутри рта, будто мелкая наждачная бумага.

Ната подошла, присела рядом. Контейнер поставила у его головы, извлекла плоскогубцы.

– Зубы драть будешь? – усмехнулся Пашка.

Ната не ответила, а зажала плоскогубцами стрелу в животе, надавила и с хрустом переломила у основания.

От вспыхнувшей боли он едва не заорал, рефлекторно попытался схватить Нату за запястье, но не смог. А она засунула руку под Пашкин бок, нащупала кончик стрелы и вытащила ее с громким чавкающим звуком.

Пашку разом покинули силы. Он обмяк, изо всех сил пытаясь не провалиться обратно в лес, во влажную траву, в загробный мир.

Ната между тем нащупала наконечник второй стрелы, под лопаткой, резко выдернула и ее тоже. Тут же достала из контейнера пузырек перекиси, обильно полила на обе раны. Пашка задергался от боли.

– Может, лучше к врачу? К врачу, а?! – зашипел он сквозь зубы.

– Заткнись! – коротко бросила Ната, раскладывая на полу пузырек йода, какую-то мазь, пачку стрептоцида, свернутый рулон ваты.

Несколько минут она возилась с ранами, прижигая и обрабатывая их с двух сторон. Потом направилась к холодильникам. В полумраке было не разглядеть, что там лежит. Ната вернулась с кубиками льда в целлофановой упаковке. Положила одну на живот, вторую на плечо.

Пашка затих. Холод приятно растекался под кожей, заглушая боль.

– Ты какая-то извращенная маньячка… – прошептал Пашка. – Так обычно не делают, если хотят завалить человека.

– Мне твоя смерть не нужна, – ответила Ната. – Ты мне ничего не сделал… Если не считать, что сунул нос куда не надо. Но, я думаю, договоримся.

– Конечно, договоримся.

Она едва заметно улыбнулась и посмотрела ему в глаза:

– Передумал умирать?

– Что?..

– Ты же всегда был трагической фигурой. Помню, один раз Лерка притащила тебя к папе в качестве своего ухажера. А ты напился вискаря и рассказывал Вике, что хочешь умереть. Типа, у тебя депрессия и постармейский синдром. Какую-то чушь нес. Наш отец к твоим годам в Афгане уже побывал, так что мы, конечно, посмеялись. Но ты глуп, как и моя сестричка, поэтому не заметил… И каково сейчас? Когда у тебя две новые дырки в теле, хочется умирать? Мне почему-то кажется, что не очень.

В воздухе разлился запах йода. Пашка попытался собраться с мыслями – не очень-то хорошо получалось, потому что одурманенный болью мозг не хотел включаться, не хотел генерировать что-либо подходящее.

– Я не хочу умирать прямо сейчас, – наконец сказал он. – В каком-то подвале, как собака. Тем более не хочу, чтобы меня убила именно ты.

– Это почему?

– Потому что люди умеют прощать. Я пришел к тебе в дом, чтобы попросить прощения за Леру. Она дурочка, сама не ведает, что творит. Да, переспала с Денисом, да, поступила как стерва, как полная безрассудная сволочь. Но она готова приползти на коленях, лишь бы ты ее простила. Я поэтому и приехал. Из-за твоей сестры. Какой бы идиоткой ни была, она верит, что ты умеешь прощать.

Ната неопределенно хмыкнула.

– Смешно. Как все повернулось! Она сломала мне жизнь, а я, стало быть, теперь выгляжу исчадием ада? В этой истории я жертва. Или кому-то не ясно? Я потеряла любимого мужа, потеряла веру в настоящую, искреннюю любовь. Лера спала с Денисом почти год за моей спиной и даже не думала раскаиваться. А когда почувствовала опасность, то сразу «готова приползти на коленях»? Это лицемерие, Паша. Нельзя так. Я могу прямо сейчас всадить в тебя еще одну стрелу, в голову, например, но никогда не буду лицемерить и просить за это прощения.

А ведь она может всадить, без шуток.

– В общем, я не собираюсь тебя переубеждать. – Ната сложила вещи в контейнер и поднялась, стряхивая пыль с колен. – Но и убивать тоже не буду, не бойся. Умрешь там, где захочешь.

– Тогда почему ты меня оставляешь здесь?