Идеальное вторжение

Балуясь фантазиями на тему «Конец “Новой жизни”», Богдан Ильич оставил за скобками два главных момента. Фитиль был мужиком тертым и рисковым, он бы в последнюю очередь согласился на разгром криоцентра. Кроме того, при таком раскладе оставался в стороне Комаров с его упадническими настроениями. А вдруг ученый еще кому-нибудь сболтнет о лабораторных грызунах, протягивающих лапки от укола антифриза? Тогда, даже если криоцентр к этому времени прекратит свое существование, более чем вероятна эксгумация и обнаружение в останках следов яда, идентичного содержащемуся в антифризе. То есть все возвращалось на круги своя.

Значит, надо что-то делать с Михаилом Эдуардовичем. Но, в деталях рассказав Фитилю о своем общении с ученым, Жирносек больше упирал на ликвидацию фирмы, выдавая ее за лучший способ ухода от ответственности. Как будто его красноречие могло повлиять на решение Фитиля. Тот, разумеется, не стал объяснять мелкой сошке, каковой являлся Богдан Ильич, о своих планах, только цыкнул на бывшего доктора:

— Работай дальше и не дергайся, я сам разберусь.

И Жирносек отправился работать, вполне довольный самим собой. Ведь он не просто переложил ответственность за принятие решения на другого человека, но и подсказал ему самый гуманный выход из тяжелой ситуации. Ведь в разговоре с Фитилем Богдан Ильич изо всех сил старался оправдать Комарова, напомнил о его важнейшей роли в существовании «Новой жизни». Вот только почему-то в глубине души Жирносек сильно удивлялся, что прошла неделя, другая, месяц, а Михаил Эдуардович все еще оставался жив.

Работа преподнесла Жирносеку новый сюрприз удивительнее прежних. Богдан Ильич еще не успел найти себе достойную замену, колеблясь между тремя самыми толковыми из приходивших на собеседование кандидатами, и поэтому с утра обосновался в офисе. Появление двух громил, вряд ли нуждавшихся в заморозке, вызвало у Жирносека мысль, более чем логичную для российского человека: «А вот и рэкет нарисовался. Стало быть, наша фирмочка слишком мелкая и не удостоилась чести заиметь милицейскую крышу».

— Ты, что ли, главный в этой конторе? — спросил один из отечественных Кинг-Конгов и, заметив легкий испуг Богдана Ильича, снисходительно хлопнул его по плечу. — Да ты не боись. Нас к тебе хозяин прислал, хочет твоей помощи.

— То есть вы должны меня к нему отвезти? — сообразил Жирносек.

— Так и отвезем, без проблем. Давай, собирайся.

Богдана Ильича усадили в громадный внедорожник. Все же Жирносек продолжал испытывать некоторое волнение, и окончательно успокоился, когда машина заехала во двор роскошного особняка пресловутой Рублевки. Тут громилы резко отошли в тень, а гостем занялся культурный молодой человек, одетый в безукоризненный костюм. Он провел Жирносека в здание. С первого взгляда Богдана Ильича поразило его роскошное убранство, но полюбоваться им Жирносеку не дали. Молодой человек провел его в кабинет, где на диване раскинулся мужчина лет сорока. Богдан Ильич, ожидавший увидеть дряхлого старика, тут же предположил: «Наверное, сын умирающего, которому не терпится поскорее дорваться до родительского наследства. Сейчас начнет меня инструктировать, как уболтать на заморозку своего папашу».

Жирносек ошибался. Он видел перед собой владельца особняка, внедорожника и еще многих дорогих вещей. Звали мужчину Давидом Рустамовичем Чаидзе. Начинал он рядовым исполнителем в банде известного вора в законе. Однажды Давид Рустамович совершил прокол и угодил за решетку. В лагерном бараке оказалось несколько человек конкурента. Какое-то время они ограничивались мелкими пакостями, но затем пришло известие, что патрон Чаидзе завалил их главаря. Конкуренты решили отыграться на Давиде Рустамовиче. Они его избили до потери сознания и выкинули из барака умирать.

Смерть казалась единственным возможным исходом, тем более, что на улице было двадцать градусов мороза. Но Чаидзе каким-то чудом очнулся и в закутке между двумя бараками, куда не заглядывали ночью охранники, прыгал, отжимался, приседал, превозмогая жуткую боль в избитом теле. Он сумел выжить и при этом не стал ради своего спасения звать на помощь караульных, решил проблему собственными силами.

Так Давид Рустамович сделал первый шаг к своему возвышению. За потрясающую жажду жизни и при этом готовность умереть, лишь бы не привлекать к разборкам внимание лагерной администрации, он заслужил уважение сидельцев. Обидчики Чаидзе теперь обходили его стороной. Им ясно дали понять, что новый беспредел будет пресечен с максимальной жестокостью.