Идеальное вторжение

За несколько последних месяцев Комаров извелся душой и телом. Если бы ему дали возможность переиграть историю с антифризом, он бы на пушечный выстрел не подошел к Фитилю. И гори они гаром, бандитские деньги. Михаил Эдуардович сам бы приплатил из своего скромного жалованья. Но время нельзя повернуть вспять, а сделанного — воротить. Комаров нашел слабое утешение в том, что клиенты «Новой жизни» — люди, находящиеся при смерти, испытывающие жуткие страдания. Таким лучше уйти в мир иной сразу, теша себя надеждой на воскрешение. Этими мыслями Комарову удавалось заглушить муки совести. Но был еще страх перед разоблачением. И Михаил Эдуардович с пессимизмом относился к заверениям Фитиля, будто тот возьмет вину на себя, заявит, что похитил антифриз у Комарова.

— Врет, мерзавец, — думал Михаил Эдуардович. — Он представит меня организатором конвейера смерти, а себе отведет роль простого исполнителя.

Да и если бы Фитиль сдержал слово, Комарова тоже привлекли бы к ответственности. Только слепой не заметил бы пропажи целой канистры антифриза, и только круглый идиот не понял бы связи между кражей и деятельностью «Новой жизни». Следователи обязательно задали бы Комарову вопрос:

— Почему вы, уважаемый Михаил Эдуардович, не сообщили о хищении? Получается, что в «Новой жизни» убивали людей, а вы знали и молчали.

В душе у Комарова накипело, ему очень хотелось поделиться своей бедой, а подходящей кандидатурой для откровений был единственный человек — Жирносек. Но знает ли Богдан Ильич о коварных свойствах антифриза? Лично Комаров ему ничего не говорил. А Фитиль? Мог и смолчать, хотя в правилах уголовников связывать подельников кровью.

Однако настал момент, когда Михаил Эдуардович не мог молчать. А тут еще Жирносек явился за новой порцией отравы. Фитиль, соблюдая конспирацию, прекратил общение с ученым, обычно антифриз забирал лаборант криоцентра по имени Андрей, но он приболел, и вместо него приехал Жирносек.

— А, хотите новую дозу вечного успокоителя, — желчно сказал Комаров.

— Не понял! — Богдан Ильич внимательно посмотрел на ученого. — Ты здоров ли?

— Как бык, — выдал желаемое за действительное Комаров.

— Тогда какая муха тебя, быка, укусила?

— Муха, говоришь. Скорее, клюнул жареный петух. Вот ты думаешь, что берешь живую воду, а на самом деле она мертвая.

— Снова начитался пророчеств майя? — решил перевести разговор в шутку Жирносек.

— Что мне их пророчества! Майя далеко, как во времени, так и в пространстве. Родная милиция гораздо ближе. И такая штука, как следственный эксперимент, меня страшит куда больше всех пророчеств вымерших индейцев.

Комаров говорил загадками, но, похоже, за ними скрывалась опасная истина. Готов ли он раскрыть ее прямо сейчас или собирается ограничиться намеками?

Жирносек решил действовать наверняка.

— Миша, у тебя явное нервное переутомление. Да и я устал. Как говорил великий физиолог Павлов, человеку умственного труда для снятия стресса надо раз в месяц надираться до поросячьего визга.

— Учение о стрессе возникло после смерти Павлова.

— Не придирайся к мелочам. Я лишь слегка осовременил высказывание гения, не более того. Суть, надеюсь, тебе понятна?

— Для этого не надо высшего образования.

— Тогда собирайся, и едем в офис. Там у меня стоит бутылка хорошего коньяка. Закуску возьмем по дороге.

— Бутылка 0,5?

— 0,5.

— Тогда зачем портить вкус благородного напитка закусью.

Жирносек охотно согласился. Да он бы сейчас кивал и поддакивал, даже если бы Комаров предложил без закуски и не разбавляя пить чистый спирт. Ученый знал какую-то страшную тайну, и Богдан Ильич инстинктивно чувствовал, что она имеет к нему непосредственное отношение. Так что даже лучше обойтись без закуски. Комаров быстрее опьянеет, у него легче развяжется язык.

В машине Михаил Эдуардович будто забыл о недавнем разговоре. Он поведал Жирносеку о своей последней утрате — молодом талантливом ученом, пришедшем в лабораторию сразу после института. Комаров выделил ему тему, дал возможность спокойно заниматься наукой. Откровенно говоря, Михаил Эдуардович делал это с далеко идущими личными замыслами. Ни он сам, ни другие сотрудники лаборатории не могли написать Комарову докторскую. А новичок мог, в нем чувствовался большой потенциал. И тема, которую через пять лет молодой ученый воплотил в кандидатскую, являлась частью диссертации Михаила Эдуардовича. Но юное дарование оказалось себе на уме. Защитившись, парень стал веером рассылать свои резюме по заграничным институтам. Его пригласили на работу в Германию. Молодой человек сделал Комарову ручкой и отбыл в западном направлении.

— Чего их так тянет за границу, будто там медом намазано? — вздыхал Михаил Эдуардович. — Мы, теперь, слава Богу, с голода не умираем, имеем возможность посмотреть белый свет. Конечно, в Германии зарплата ученого гораздо выше, но разве в одних деньгах дело? Здесь остались его друзья, родители, а там он будет жить среди незнакомых людей с другим образом мысли. Пока освоишься, приспособишься, минимум год жизни коту под хвост.