— Конечно, сказал. К Скобцову домой.
— И что же вы предприняли в связи с его исчезновением?
— Мы попытались связаться с Третьяковым по телефону. Дома его нет. Сотовый отключен. Или разрядилась батарея. Я отправил ребят из службы безопасности к нему домой, на квартиру Андрея, по больницам, по моргам. Мы даже звонили на Петровку. Никакого результата.
— Вы не заявляли в розыск машину Третьякова?
Чернозерский хмыкнул:
— Нет. Насчет машины я как-то не догадался. Но вы поймите, Третьяков — бывший сотрудник органов. У него имелось разрешение на ношение служебного нарезного оружия. Пистолет Тимофей Тимурович всегда носил с собой. Кроме того, он мастер спорта по самбо. Не думаю, чтобы с ним что-то случилось.
— Кто-нибудь слышал разговор Третьякова со Скобцовым?
— Разумеется. Наши секьюрити.
— Я могу поговорить с ними?
— Конечно. — Чернозерский кивнул. — Сейчас я их приглашу.
Он нажал клавишу интеркома, назвал пару фамилий. Волин обратил внимание, что его собеседник не сказал: «вызываю» или «пусть зайдут». Только фамилии. Очевидно, «культ личности Чернозерского» здесь блюли свято. Прошло не больше тридцати секунд, когда интерком ожил, сообщив голосом Татьяны:
— Виталий Михайлович, вы охранников вызывали?
— Да, Таня, пусть зайдут.
Дверь приоткрылась, и в кабинет вошли двое парней. Один мощный, внешне напоминающий трехстворчатый шкаф, второй пониже и поизящнее. Однако было заметно, как под серыми рукавами рубашки бугрятся мышцы.
— Вызывали, Виталий Михайлович? — спросил изящный, даже не взглянув на Волина.
— Вот товарищ следователь хочет задать вам несколько вопросов относительно исчезновения Тимофея Тимуровича, — пояснил Чернозерский и указал на кресла возле стола. — Присаживайтесь.
Молодые люди, кивнув Волину, неловко пересекли кабинет, присели в кресла, положив руки на колени. Волин тем временем открыл кейс, достал бланки протоколов, принялся заполнять их, попутно уточняя данные охранников.
— Ну, начнем, — наконец сказал он, откладывая ручку. — Первый вопрос: кто из вас присутствовал при разговоре Тимофея Тимуровича со Скобцовым?
— В смысле был в кабинете? — уточнил Изящный.
— Совершенно верно.
— Никто.
— Хорошо. Тогда откуда вам известно, что Третьяков разговаривал именно со Скобцовым и что Скобцов звонил из дома?
— Я «пробивал» номер и записывал их разговор, — ответил Изящный и стрельнул взглядом в Чернозерского.
Тот остался невозмутим.
— А мне ТриТэ сам сказал, что Андрей Данилович звонит, — вставил Шкаф.
— Не ТриТэ, а Тимофей Тимурович, — поправил Чернозерский.
— Ну да, — торопливо кивнул Шкаф. — Я и говорю.
— Вы всегда «пробиваете» номера и записываете переговоры своих сотрудников?
— Нет. Но в тот вечер записывали.
— Почему?
— Понимаете, после заседания кредитного комитета у нас случился небольшой инцидент…
— Рассказывай в подробностях все как было, — подал голос Чернозерский.
Изящный кивнул, мол, понял. Есть рассказывать все как было.
— В общем, Андрей Данилович тут начудил. Из туалета в окно вылез. Пришлось даже дверь ломать. Да вы видели, наверное? В коридоре.
— Видел.
— Ну вот, — продолжал Изящный. — А Тимофей Тимурович как раз утром какие-то бумаги получил насчет Андрея Даниловича. Не знаю уж, что было в этих бумагах, только Тимофей Тимурович весь день озабоченный ходил. На ребят из дневной смены наор… накричал. Он вообще-то никогда голоса не повышал, поэтому я и понял, что что-то не так. А еще Тимофей Тимурович все время спрашивал, не вернулся ли Скобцов в банк, и все такое. Вот. А во время заседания кредитного комитета ему позвонила Таня, ну, жена Андрея Даниловича, и попросила срочно зайти. Вон Толик ходил, он лучше расскажет.
— Да, мы с Тимофеем Тимуровичем пришли в приемную. Андрей Данилович как раз в это время на заседание кредитного комитета отправился. Вообще-то меня Тимофей Тимурович в коридоре оставил, но дверь была приоткрыта, и я часть разговора слышал.
— И о чем же они разговаривали? — прервал пространное «вступительное слово» Волин.
— В общем Андрей Данилович сказал, что кто-то хочет ограбить банк, а его самого убить. Вроде того, что тут целая бригада «завязана» и даже кто-то из сотрудников банка участвует. Ну, она объясняла минут пять это все.
— Я понял. Дальше.