Читаем Идеал воспитания дворянства в Европе, XVII–XIX века полностью

Показательно, что бόльшая часть завещания Барятинского посвящена сельскохозяйственным советам сыну[669]. Барятинский считает, что привычка заниматься сельским хозяйством только на склоне лет в качестве развлечения есть следствие «порочного воспитания», предрассудков и «ребяческого тщеславия родителей», которые хотят только, чтобы их дети «блистали в свете», чтобы они сделали хорошую карьеру, «не забывая при этом добавить, что это для того, чтобы быть полезным своему государю и своей родине»[670]. Барятинский, конечно, не критикует саму идею службы родине и государю, которой русское дворянство было привержено, но по-новому смотрит на «полезность» некоторых дворянских практик[671]. Такое воспитание он называет нелепым и легковесным, а детей, воспитанных такими родителями, – обезьянами и попугаями[672]. Как пишет Барятинский, начертанное им воспитание должно сделать из его сына человека, пока другие мальчики играют комедии, танцуют балеты и вообще занимаются «глупостями»[673]. Это практическое образование противопоставлено им и слишком теоретическому, которое получают в университетах и академиях[674]. Предметы «непрактические» также фигурировали в программе воспитания мальчика: так, Барятинский рекомендует заучивать наизусть стихи греческих и латинских авторов, правда мотивирует это прежде всего необходимостью тренировать память[675].

Барятинский заключает свои «идеи» гневным выпадом против тех, кто повинен, по его мнению, в бедах России: «У нас столько героев, столько тщеславных людей, увешанных наградами, столько придворных, Россия – это больной гигант, именно люди, отмеченные своим рождением и обладающие состоянием, должны служить государству и поддерживать его»[676]. Будучи намного старше своей жены, Барятинский – сам бывший военный, придворный и дипломат – просит ее не делать из его сына ни военного, ни придворного, ни дипломата.

* * *

Ориентация на потребности службы не поможет нам объяснить многие важные стороны воспитания российской знати, такие как акцент на безупречном знании французского языка, владении «приятными искусствами», умении держать себя в обществе, эпистолярном стиле… Эта часть дворянского воспитания отвечает главному занятию аристократии – общению прежде всего в своей среде – и становится отличительным признаком высшего дворянства. Такая образовательная программа способствовала складыванию представления дворянства о себе как об особой группе, обладавшей исключительностью, дававшей ей особые права. Низшее дворянство, конечно, не могло соперничать со знатью, которая во многом на культивировании этих элементов воспитания, в особенности дворянского Grand Tour, основывала свое притязание на превосходство. Формирование и реализация этого особого идеала показывают, как мне кажется, (относительную) независимость высшего дворянства от монархии в вопросах воспитания.

В своей книге «Origins of the Russian Intelligentsia», посвященной дворянству в России XVIII века, М. Раев отмечает, что на воспитание обычных (rank-and-file) дворян большое влияние оказала утилитаристская буржуазная педагогика с протестантским оттенком, ориентированная на потребности службы. Эта педагогика дала возможность образованному дворянству сформировать у себя определенную социальную этику и представление о себе, которые сближали его с западноевропейской буржуазией и позволили ему превратиться в социально ответственную, прогрессивную интеллигенцию[677]. Нечто подобное, по моему мнению, можно наблюдать и в некоторых семьях высшего российского дворянства. Многие идеи, охватившие более низкие слои дворянства, находили отклик в среде высшего дворянства. Вероятно, самое сильное влияние оказывала патриотическая идея, которая в царствование Екатерины II активно проводилась в жизнь в дворянских школах. В этом отношении идеология екатерининского царствования и советы просвещенных гувернеров не входили в противоречие. Очевидно, что патриотическая составляющая (но не только она) помогла поднять статус русского языка и русской литературы в дворянских учебных заведениях и сделать из них полноценные предметы и тем самым отойти от модели, основанной на исключительности одного или двух иностранных языков. Подобный эффект патриотического воспитания мы видим и в некоторых семьях высшего дворянства, например у графов Строгановых: вслед за «русским Гран Туром» в этой семье вводят изучение русского языка и литературы[678]. В патриотические тона окрашен и воспитательный план, составленный И. Барятинским, которым движет забота не столько о собственном состоянии, сколько об общем благе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология