Читаем Идеал воспитания дворянства в Европе, XVII–XIX века полностью

В 1820 году Ульрихс составил расписание занятий для самих кандидаток, в последний год своего пребывания в Доме готовившихся к выпускному экзамену[948]. Раз в неделю им преподавались рукоделие и музыка, а сам Ульрихс занимался с ними «географией или историей» и немецкой словесностью и два раза в неделю читал им «энциклопедию» или «энциклопедические лекции»[949]. Последнее было авторским учебным курсом самого профессора Ульрихса, который он издал в 1820 году под названием Опыт энциклопедического обозрения […] наук[950]. В Опыте кратко излагалось содержание наук по отраслям: словесность, исторические, естественные, математические и философские науки, – причем каждый раздел был снабжен списком литературы на русском, французском и немецком языках[951]. В центре его изложения – философия, призванная «обезопасить» наставниц от предрассудков и «утвердить их в непоколебимом убеждении, что только то достойно нашего познания, что согласно с священными истинами нашей веры»[952].

Учебные предметы

4 февраля 1809 года было утверждено расписание класса наставниц Московского воспитательного дома. Младший класс занимался 41 час в неделю, старший – 43. Самое большое число часов отводилось на рукоделие (8 часов), музыку (6) и французский (5 в младшем, 4 в старшем). В старшем классе прибавлялись история и география по три часа в неделю, а число часов, отводимых на преподавание Закона Божьего, чистописания и рисования, сокращалось с трех до двух[953]. По количеству часов, отведенных на рукоделие, класс наставниц сравним с мещанским отделением Института благородных девиц, где ему были отданы все свободные от наук часы. По количеству же часов, отведенных на языки (13 часов в неделю), класс наставниц, напротив, больше соответствовал благородному отделению Института (18 из 30)[954], причем французский опережает и русский, и немецкий. Такую приверженность французскому языку, который в этот сложный с политической точки зрения момент подвергался стигматизации[955], можно объяснить лишь сохранявшейся традицией дворянского домашнего образования, тем более что еще указом 1782 года французский язык был оставлен исключительно для «домашнего воспитания» для изучения «по собственной каждого воли»[956].

Вероятно, неприятием лишней «учености» для женщин можно объяснить отсутствие в первом учебном плане наставниц 1809 года естественной истории и геометрии. В 1817 году, однако, эти предметы появляются в экзаменационных ведомостях старшего класса, а затем, в 1818 году, и младшего[957]. С учетом этого можно сказать, что программа класса наставниц по общеобразовательным предметам, исключая риторику и логику, соответствовала программе благородного отделения Воспитательного общества благородных девиц[958], и только количество часов, отведенных на рукоделие, отражало их принадлежность к непривилегированному сословию. Таким образом, судя по структуре учебной программы, императрица и Опекунский совет видели задачу класса наставниц в трансляции образовательной модели благородного отделения Воспитательного общества (Смольного института) на широкие дворянские слои.

«Дворянский идеал воспитания» в классе наставниц
Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология