Языковеды, востоковеды, историки

На книгу Старостина о родственных связях японского языка напечатал рецензию известный американский лингвист широкого профиля Б. Комри. Он признал талант и эрудицию автора, но счел алтайскую гипотезу лишь предполагаемой (putative). Автор рецензии отметил отсутствие в книге фактических ошибок, но посчитал неубедительными многие этимологии и указал на неучет как ряда конкретных исследований, так и новых теоретических идей, особенно разграничения заимствования и языкового сдвига. Вывод Комри: «Старостин предлагает бесценный материал относительно алтайской гипотезы и устанавливает высокие мерки для оценки их предположительных родственных связей. Для меня менее ясно, соответствуют ли его выводы этим высоким меркам». И позже, в 1999 г. международная группа авторов журнала «Journal of Linguistics», попытавшаяся подойти к алтайской проблеме с позиций общего языкознания, пришла к выводу о том, что алтайская гипотеза не опровергнута, но и не доказана, то есть это еще не теория. Даже выход в 2003 г. огромного алтайского этимологического словаря С. А. Старостина, А. В. Дыбо и О. М. Мудрака не привел к массовому пересмотру мнений западных тюркологов и монголистов: по-прежнему противников существования алтайской семьи больше, чем сторонников. Тем более нет на Западе, исключая часть эмигрантов из нашей страны, сторонников синокавказского родства.

А коллектив, возглавляемый Старостиным, несмотря ни на что, шел все дальше. Его глава, несомненно, считал, что его реконструкции отражают «божью правду», как иногда говорят американские лингвисты. Как свидетельствуют его ближайшие коллеги, Сергей Анатольевич не верил в бога, но у него существовала абсолютная, прямо религиозная убежденность в том, что все на самом деле происходило так, как получалось из его реконструкций. Старостин был убежденным сторонником единого происхождения (моногенеза) всех языков мира и всерьез мечтал дойти до реконструкции «языка Адама», именно так он и выражался в выступлениях последних лет. Не успел.

Летом 2005 г. под Москвой проходила (впервые в России) Постоянная международная алтаистическая конференция (PIAC), собирающаяся ежегодно. Старостин редко участвовал в ней: ностратика там не в почете, но, когда PIAC заседал столь близко, он все-таки согласился выступить. Доклад не вызвал критики, но в его обсуждении участвовали одни только российские делегаты (потом опять ностратика на конференциях PIAC перестала приветствоваться). Сохранились фотографии со Старостиным, сделанные в тот день. Никто не мог думать о том, что это одна из его последних конференций.

Я видел после этого Сергея Анатольевича еще один раз. В. И. Подлесская решила осуществить то, что не удалось завершить И. Ф. Вардулю, и написать, наконец, коллективную японскую грамматику. Старостин снова должен был писать там фонетику и акцентуацию. На 8 сентября в РГГУ была назначена первая встреча авторского коллектива. У всех не хватало времени, я опоздал, Старостин куда-то торопился, и мы столкнулись на лестнице. Переговорили около минуты о распределении функций, потом разбежались: он куда-то помчался бегом, а я пошел договариваться с Подлесской. Потом я его видел только на похоронах, а фонетический раздел грамматики, которая, слава богу, уже издана, пришлось компилировать из прежних публикаций Старостина.

Сентябрем 2005 г. датируется ныне опубликованное письмо Сергея Анатольевича нобелевскому лауреату М. Гелл-Манну по поводу предполагавшегося международного проекта «Эволюция человеческих языков» (с учеными иных специальностей часто бывало легче находить общий язык, чем с лингвистами). В четверг 29 сентября Старостин сделал доклад на Ностратическом семинаре, а в конце следующего дня провел занятие со студентами в РГГУ (я одновременно читал лекцию там же, но в другом корпусе, и узнал о случившемся лишь на другой день). После занятия они остались вдвоем с О. А. Мудраком. Вдруг Старостин сказал, что ему плохо, и упал. «Скорая помощь» могла лишь констатировать смерть. Вскрытие показало, что у него уже был перенесенный на ногах инфаркт, а причиной смерти стал тромб.

Старостин был среди его современников единственным, кто одновременно занимался японским и китайским языком. Как я упоминал в очерке «Трудное плавание по течению», последним его предшественником здесь был Н. И. Конрад. Учеными они были совершенно разными и по научной школе, и по интересам, но вот такое совпадение: умерли они в один день 30 сентября и чуть ли не в тот же час, только Старостин на 35 лет позже.

Не помню за последние годы столь многолюдных похорон. Все, даже знавшие о научной деятельности Старостина лишь понаслышке, понимали, кого потеряли. Безусловно, если бы Старостин вел более размеренную жизнь и следил за здоровьем, он бы мог прожить больше, чем 52 года. В. В. Иванов, вспоминая, как его младший коллега отводил три дня на изучение диалекта, считает, что он мог интуитивно чувствовать недостаток отпущенного ему судьбой времени. Такое заключение трудно как доказать, так и опровергнуть.